Читать книгу "Кошка Скрябин и другие - Марианна Гончарова"

Как-то, соскучившись, мы забежали к Фиме в его дом-ковчег-лечебницу, проведать нашего Доходягу. В каждой комнате, как всегда, валялись по диванам и креслам коты. Несколько новых разнокалиберных собак болталось по дому и во дворе. Коты явно только что позавтракали и все умывали и умывали свои рожи.

Фимы нигде не было. Доходяги тоже.

Мы уж было заподозрили, не случилось ли чего, но куда! – не таков наш Фима. Откуда-то сверху, с внешней стороны дома, с чердака стал спускаться хозяин, отряхивая руки и оттирая ветошью ладони.

– Вот… – застенчиво скосив глаза, признался Фимочка, – гнездо для птенчика… это… ну…

– Свил, – подсказала я.

– Да, – заулыбался Фима. – Он уже выздоравливает. Шинку с лапки сняли, – и жизнерадостно добавил: – Будем ставить на крыло…

– Фи-и-имк! – из сарайчика раздался женский голос. – Ну сколько ждать тебя?

– Ой, – Фима подхватил парочку толстопузых щенков. – Мы прививки делаем, – объяснил он.

– «Мы»?! – удивились мы.

Ну короче, они через месяц с Машкой таки поженились. И теперь, спустя два года, у них пять котов, четыре собаки, три попугая, варан, полоз, белка, воробей Доходяга, лошадка-пони и два человеческих мальчика…

Марио и Бенджамэн

Лучшая в мире грелка для живота, для ног или спины – это большой пушистый кот. Или нежная кошечка. А можно и то и другое. И третье. И сколько есть. Можно обложиться кошачьей семьей и так лечиться от всех болезней. Лучший слушатель и сопереживатель – это кот. Коты – прекрасные антидепрессанты. Вам любой британский ученый это подтвердит. Знаете ведь – есть такая группа британских ученых, которая ежедневно выкладывает в Интернет свои феноменальные открытия. Про пользу морковки для густоты ресниц, активированного угля – для пышности груди, бейсбольной биты – для улучшения памяти. Короче, всякое. Но про котов – это чистая правда.

Теперь смотрите: в Международный женский день рождения Клары Цеткин дарят букетики женщинам, девушкам, бабушкам. В День защитника Отечества скупают одеколонно-бритвенные наборы мужчинам. В День учителя поздравляют учителей. Букеты там, духи. Спасибо за то, что научили нас читать и писать. В День медработника – спасибо, дорогой доктор, вот коньяк. В День работников искусства вообще концерты, ордена. Фуршеты. Да мало ли их, этих праздников.

А вот почему никому ничего не вручают Первого марта? Как что за праздник? Международный кошкин день! Не знали?.. Теперь знаете!.. Так вот, почему мы не празднуем Первое марта? Не вскакиваем с утра пораньше, пока оно еще сладко дремлет, тихонько, очень деликатно посапывая, и не скупаем всех игрушечных птичек и мышек, шарики и бантики? Почему мы не дарим ему, например, дом или жилетку клетчатую? И растроганные – «спасибо тебе, что ты у нас есть» – не выкладываем перед ним подарки и печеночный торт. Почему? Где мячики? Синий маленький тугой и желтый теннисный? И куриная котлетка? Семь штук. Нет, двенадцать. Где?

А они ведь заслужили. И сказать им «спасибо» есть за что.

Я восхищаюсь их умением жить рядом с человеком, их приспосабливаемостью, их стремлением понять этого вечно озадаченного угрюмого идиота с пошлой барсеткой в руке и ключами на указательном пальце. Я люблю их хитрость, их ум, изобретательность и деловитость.

Ну вот, например.

Я знакома с одним котом, его зовут Бенджамэн. Когда мы познакомились, паспорта у него не было, прививок не было, хозяев тоже, а следовательно, и дома, и мягкой подушки. Зато был двор (его двор), он тут был король, были верноподданные и крыша над головой: на случай холодных ночей – подвал. Бенджамэн – рыжий, почти красный. Раньше у него были хозяева, грузинская семья, и он даже переехал с ними в другой город, но бежал оттуда обратно и через полгода пришел назад, в наш двор. Мы удивлялись и даже спрашивали друг друга, зачем он вернулся. «Зачем ему этот запущенный, пронизанный сквозняками двор и сырой подвал», – спрашивали мы, подкармливая исхудавшего в дороге Бенджамэна. А Бенджамэн смотрел на нас и как будто говорил: «Эх вы, дураки, когда любишь место, где ты вырос, разве замечаешь такие мелочи? Сквозняки… Грязь… Глупые люди. Когда любишь».

Кроме того, здесь у него были свои жизненные интересы. Во-первых, кто же покидает свое личное королевство? (Тем более не оставив наследника.) А «во-вторых» следует из «во-первых», то есть любовь. И не только к месту, а другая. Та самая… Но об этом чуть позже. Сначала «во-первых». Бенджамэн унаследовал все лучшие черты своих бывших хозяев: он горяч, драчлив и невероятно щедр – кормит весь двор, всех котов и собак, не спрашивая, кто, откуда и какой национальности.

Летом у многих в дачном квартале открыты двери. Осенью и зимой – форточки, а то и окна. Так что никаких проблем. Если в казанке на моей плите десять куриных окорочков, Бенджамэн сопрет все десять. Вынесет во двор, сложит ароматной кучей, только что листиками салата и веточкой петрушки не украсит. Сложит, сядет рядом и ждет. Сбегаются отовсюду нахлебники, едят, хвалят. Кто ругается или рычит, тому Бенджамэн дает по шее, мол, дисциплина в строю, генацвале, когда я ем, я глух и нем, э! Потом эта довольная братия садится умывать свои рожи. И для меня лично нет лучшего зрелища и доказательства исключительного благородства этой скотины. По имени Бенджамэн.

А теперь «во-вторых». Однажды Бенджамэн влюбился. Нет, конечно, не в первый раз, но по-настоящему. Сам-то он – красавец. Тугие щеки, роскошный хвост и сзади пушистые меховые штаны. А невеста – ой, ради бога! Худая, скандальная, востроносенькая, и штанов вообще нет, так… трусики. И то какие-то линялые. Не кошка, а сплошное недоразумение. И совсем молоденькая, можно сказать, барышня еще. Так наш Бенджамэн прямо голову потерял. Стоял под калиткой и кричал, мол, выйди, выйди. Как ее вообще звали, не знал. Он нас всех извел, потому что орал по ночам, и так жалостно – с ума сойти. Долго кричал, наверное, с неделю.

«Ну что ж ты, – упрекали мы его, – ты же не просто кот, Бенджамэн, ты же практически гордый грузин, Бенджамэн, – плюнь. Посмотри не нее! Ты что, себе лучше не можешь найти? Смотри, сколько кошек вокруг».

Но Бенджамэн воротил свою битую жизнью башку, как бы говоря: «Эх вы, дураки, когда любишь, разве замечаешь, какая она, какие у нее трусики – пышные меховые или такие себе, линялые. Когда любишь». Он погружался в страшную меланхолию, хвост волочился по земле. Он днями лежал на боку и свалялся – практически как валенок. И кошка, та самая, его пожалела. Ее любовь, можно сказать, выросла из обыкновенной человеческой жалости. То есть кошачьей, конечно. И вот когда она сказала «да», Бенджамэн у нас под окнами закатил такую вечеринку! Где-то стянул палку колбасы и пригласил всех своих дружков. Они горланили песни, а к полуночи вызвали стриптиз в лице канадского сфинкса, голенькой кошечки Клариссы. Короче, зажигали вовсю и не по-детски, а на рассвете пошли драться на районе с собаками.

И вот пришла осень. У нас, на нашей небольшой улице, поселился итальянец с редким именем Марио, такой одинокий и печальный. Оказался очень хороший человек. Мы ведь живем у реки, так? А хозяева той кошечки без имени, в которую влюбился Бенджамэн, были ужасные люди. Весь квартал так их и называл: «Эти Ужасные Люди». Они же кошечку свою совсем не кормили, а заставляли ловить мышей. И что Эти Ужасные Люди вытворили? Когда родились котята – два, Эти Ужасные Люди тайком от кошечки тут же побежали на речку их топить. И на счастье, там печальный Марио, ну новый наш сосед, собирал в кучу желтые листья. Он сказал: «Синьоры, но-но! Не делайте этого! Нет-нет, дайте это Марио! Мне надо!»