Читать книгу "Шоу для завистницы - Лариса Кондрашова"

— Ни на что я не намекаю! — сердится Найденов. — Вначале я думал, что вам нравятся мужчины помоложе.

— Мальчики.

— …Потому, когда звонил вам, сказал, что мне двадцать пять лет…

— Так это были вы! — От возмущения я вскакиваю, но он складывает ладони вместе в каком-то молитвенном жесте.

— Но я ведь в то время только что узнал, что благодаря вам врачи успели спасти моего отца…

— Вы по-прежнему ставите мне в особую заслугу то, что я позвонила в «Скорую помощь»? Сказали спасибо — и все. А вы, как выясняется, развернули такую деятельность. Неужели до сего времени никто не оказывал вам самых обычных услуг? Просто так, безвозмездно!

— Вы так эмоциональны… Разве я вас чем-то обидел?

— Рассердили. Масштаб ваших действий не соответствовал значительности моего поступка. Подумаешь, позвонила. Словно это не долг любого нормального человека… И потом, я не люблю всякие там экивоки, поклоны, игры на дудочке и прочее… Так и кажется, что вы просто пользуетесь моментом…

— Игры на дудочке, — удивленно повторяет он. — Пользуюсь моментом… чтобы подобраться к вам поближе? Неужели мои братья по полу вас так достали?

В таком ракурсе свое отношение к мужчинам я еще не рассматривала. Не достали, а просто… я им не верю. Та, самая первая, еще юношеская ошибка до сих пор помнится, и именно ею я меряю все свои поступки.

— И вообще, чего вдруг вы мной заинтересовались? — небрежно спрашиваю я, все же заставляя себя успокоиться.

— Сначала я хотел просто вас поблагодарить. Но когда вы отказались встретиться, меня это…

— Задело!

— Можно сказать и так. Я спросил себя: что это за фифа такая?

— Странный вы человек. Я вас не только не видела, но и до сего времени не знала — какая же тут обида? И потом, вы же не киноактер, не секс-символ, как сейчас модно говорить.

— Хотите сказать, что как мужчина я не слишком привлекательный?

— Михаил Иванович!

— Вот видите, вы до сих пор зовете меня по имени-отчеству, хотя в такой неформальной обстановке мы могли бы вполне перейти на ты. И так ведете себя не только вы. У меня есть зам, мы с ним одногодки, но в незнакомых компаниях его сразу начинают звать Димой, а меня непременно — Михаил Иванович.

— И вы не можете понять, в чем дело?

— Вот именно! — говорит он с обидой.

— В вас, батенька, — нарочно копирую я старого врача, — и только в вас! Люди чувствуют стену, которую вы сразу воздвигаете между ними и собой, и тоже напрягаются. Небось каждый думает: кто знает этого буку? Скажешь ему — Миша, а он и вскинется: какой я вам Миша!

— Вот, значит, как, — медленно тянет он, но видно, что в глазах его загораются искорки интереса.

— Думаю, еще не все потеряно, — киваю я, — небольшой сеанс релаксации, и дело сдвинется с мертвой точки.

— Под вашим руководством?

— Можно и под моим.

— Сейчас?

— Нет, сначала попробуйте у меня выиграть.

— Ого! — говорит он с уважением.

— А то!

— Ставки растут!

— Что вы имеете в виду? Может, думаете, что релаксация — это синоним секса?

— Это вы так сказали.

— Вы страшный человек, Михаил Иванович! С вами надо держать ухо востро. Все ваши мысли — об одном…

Е-два, е-четыре.

В дверь стучат, и когда Найденов идет открывать, в номере появляется официант с тележкой, полной всяческих деликатесов.

— Нам нужна пища для ума, — говорит он, — потому и заказали сахар во всех видах.

Он сует в руки официанту купюру и приговаривает:

— Иди-иди, не видишь, Чапай думает!

Но при этом не спешит делать следующий ход, а спрашивает:

— Почистить тебе апельсин?

Значит, вот так резко Найденов решил перейти к неформальным отношениям без надоевшего выканья. Но пусть не думает, будто я забуду, что наши отношения клиента и телохранителя не станут претерпевать особых изменений. Впрочем, что это я зарекаюсь? Время покажет.

— Почисти. А ходить кто будет?

— Походи за меня. Все равно куда.

— Предпочитаешь королевский гамбит?

— В моем доме попрошу не выражаться! — хохмит он. — Слушай, а почему мне никогда и никто об этом не говорил?

Теперь уже он ходит сам. Мы быстро обмениваемся ходами, и я не успеваю мяукнуть, как мой работодатель загоняет меня в угол.

— О чем, об этом? Откуда дети берутся?

— Ванесса Михайловна, у вас все мысли — об одном.

Конечно, об одном: как освободить мне для маневра ферзя, зажатого между пешками и двумя конями.

«Лошадью ходи», — говорю я себе, но и мой лошадь зажат между его пешками. Вот чего терпеть не могу, так это пешечных окончаний. Мне нужно широкое поле для деятельности. Мелкие уступки, жертвы пешек рассеивают мое внимание.

— Ладно, ничья! — восклицаю я, хотя мой король в двух шагах от мата. — Вовсе я не так хорошо играю, как делаю вид. А вы небось подумали, что перед вами гроссмейстер.

— На какую-то минуту подумал.

— Вот видите, а у вас все наоборот.

— Опять не понял. Вы все время говорите загадками! — с нарочитой досадой произнес он.

— То есть у вас есть чем ходить и куда ходить, а вместо этого вы стоите и ждете?

— Так что же это, мне надо хвастать, какой я необыкновенный, и умный, и богатый?

— Хвастать не хвастать, а намекнуть стоит, если девушка не в курсе. Сейчас они знаете, как на это ведутся? Только пальцем щелкните, и станут называть вас не только Мишей, но и зайчиком, и слоником, и рыбкой…

— Издеваетесь?

— Нет, всего лишь пытаюсь снять ваше напряжение. В чем вообще дело?

— В том, что я в себе не уверен…

— Вы… не уверены? — Я так удивлена, что даже короткий вопрос произношу в два приема.

Между тем совсем недавно, глядя на Найденова, на его безмятежное лицо, когда он бросал в прорезь автомата пятачки, я как раз думала о том, что никакие комплексы, подобные моим, ему неведомы. Он не знает, что такое голодать и не иметь возможности купить себе самое необходимое… Может, это он так шутит? Но нет, в его глазах нет и намека на веселье.

— А в чем именно вы не уверены… в постели? — Последнее слово я произношу с трудом, но что еще можно придумать?..

— Нет, конечно же, нет. Как вы думаете, меня можно полюбить просто так?

— А как еще можно полюбить мужчину? — невольно фыркаю я. — Все остальные случаи к любви не относятся. Это всего лишь заинтересованность.