Читать книгу "Волки и медведи - Фигль-Мигль"

– Так-так, – сказал я, подходя. – А каким манером твой глаз стал понимающим? Или ты с ним родился?

– Говорю же, чтение образцовых сочинений…

– А как ты узнал, что они образцовые?

– Нетрудно отличить.

– От необразцовых?

– От необразцовых, – подтвердил фарисей, начиная злиться.

– Ага. Но чтобы отличить одно от другого, наверное, это другое нужно иметь в наличии? – Я глянул на внимавшего разговору продавца. Тот был мелкий, лопоухий, в свитере до колен и – совершенно напрасно, учитывая форму и величину ушей, – в повязанной на пиратский манер красной косынке. – Мускулы не нервы, – закончил я. – Они от работы только крепнут.

– Очень смешно. Но канон давно сложился.

– Уж и пополнить нельзя? Зачем тогда пишут?

– У них спрашивай. – Фиговидец тоже поглядел на продавца и отвернулся. – Слишком они полагаются на своё природное чутьё, которого у них к тому же и нет.

– Значит, всё необычное по определению плохое?

– Я этого не говорил. Но на практике выходит, что да.

– У меня большая прореха в эстетическом образовании, – неожиданно сказал продавец. – Порою так хочется прослушать про Искусство, и Философию, и другие Высшие Интересы. К народу выйдешь – а тебе долдонят про косарей да кто с чьей девкой. Где уж здесь, в Автово, Высшие Интересы… зажрались до утраты пульса. – Он поправил платок. – Люди с высокой буквы так и пропадают по своим уголочкам. Кто их оценит? Кто узнает, что они вообще есть? – Он поправил ухо. – Работаешь над собой и над словом, достаёшь Книги…

Мэр между тем отбыл свою ужасную еженедельную повинность, и на «Голосе» начался очередной эпизод «Саги о косарях». Мы застали её в разгар кражи каких-то документов и, вероятнее всего, покинем задолго до уличения вора. Это как-то обостряло удовольствие.

– Десятка на то, что следующим трупом будет старушка, – бодро сказал Фиговидец.

– Принимаю, – сказал я. – Удваиваю на адвоката.

– Что вы, что вы! – запротестовал продавец. – В «Саге» не бывает трупов.

– Может быть, мы и не про «Сагу». Так что там с Высшими Интересами?

– Открылся Литературный Салон.

– Вы народ будете преследовать духовными благодеяниями или друг друга? – буркнул Фиговидец.

Продавец не понял, не оценил, но улыбнулся.

– Приходите, пожалуйста, – закончил он приветливо, заворачивая покупки. – Каждый вечер в аптеке на площади.

– А чего ж, – сказал я. – Придём.

Вечером с нами увязался и Муха, для которого слово «аптека» перевешивало мутное словосочетание «литературный салон».

– Автовские аптеки богатые, – твёрдо сказал он. – Поглядим, подтоваримся. Я в прошлый раз такие гидрохлориды взял – от четырёх таблеток всю ночь мультики смотришь. Не могла же литература всё подчистую сожрать?

– Муха-Муха, – сказал Фиговидец с чувством превосходства. – Не знаешь ты жизни. – (Муха с шагу сбился от изумления.) – И литературы тоже. Там уже, полагаю, прилавок сожран, не то что твой гидрохлорид. Ты, кстати, не боишься от четырёх таблеток на том свете проснуться?

Прилавок, однако, оказался на месте, и его не слишком бойко осаждали. Не спеша расплачивался патлатый парень в сшитой из разноцветных лоскутов толстой куртке. Тыкала пальцем в стеклянный шкаф с образцами эфедриновых сиропов от кашля девчонка, сверху замотанная в нескончаемый шарф, а понизу – в вязаные гетры. Некто – прискорбное сочетание тощего тела и просторного пальто – покачивался и оседал, а провизор только размеренно покрикивал: «Боня, слезь с витрины!» – и ещё одна достойная старушка интересовалась ценами на аспирин.

Автовские аптеки были понемногу всем: аптекой, кафе, клубом. Справа от входа размещались собственно аптечные шкафы и витрины, слева – стойка с коктейлями, глинтвейнами и мороженым и удобные низкие диваны. Здесь было царство яркого света и радио, там – полумрака и голосов вразнобой. Резко выраженный запах аптеки, её специфичная – летом и зимою – ментоловая прохлада курьёзно соединились с запашками и гоготком забегаловки. Аптека была слишком ледяным, серьёзным делом, чтобы вот так запросто, как газировка с сиропом в руках девушки в белом халате, смешаться с припахивающим, быдловатым весельем немудрёных местных бонвиванов.

Фиговидец тоже остался недоволен, но другим.

– Ну и где здесь национальная идентичность? – вопрошал он. – Где колорит? На кружки погляди! На по-ло-тенички. Нельзя же превращать шалман в музей китайского ширпотреба!

– Хочешь пить наливку стаканчиком на ножке?

Мы обернулись на голос и увидели колорит.

Парень был крепкий, рослый, наголо бритый.

В грубейших ремесленных ботинках, но в отличном твидовом пальто.

Муха остолбенел.

– Ты кто?

– Я враг свободы.

– Мент, что ли?

– Нет, сочинитель сонетов.

С удвоенным вниманием мы посмотрели на крупные грубые черты лица, когда-то давно сломанный нос, свежерассечённую бровь.

– Барыжите, парни?

– Чего это сразу «барыжите», – обиделся Муха.

– Вид у вас хозяйский. А в этом мире барыг у реального производства нет повода нос задирать.

– А ты-то сам что производишь?

– Ну как это что, – сказал сочинитель сонетов. – Я произвожу смыслы.

– И всё?

– Всё. То есть рядом с тобой – достаточно.

– А я, значит, смыслов не произвожу?

Муха обернулся ко мне за поддержкой. Я снял очки.

– А! Так вы эти, оккупанты охтинские.

– Мы с Финбана, – оскорблённо поправил Муха. – И смыслы у нас не хуже прочих.

– На основе Смыслов строятся Ценности!

Тут и Фиговидец наконец обрёл дар речи:

– Вы кто такой, дорогуша?

Парень расправил нехилые плечи и отрекомендовался по всей форме:

– Лёша Рэмбо. – Он сделал крепкое ударение на последнем слоге. – Поэт, пророк, штатный киллер О Пэ Гэ.

– Ах, Рэмбо-о-о, – протянул Фиговидец как-то зловеще и таким голосом, будто подавился.

Муху заинтересовала аббревиатура.

– Штатный чего?

– Штатный киллер ОПГ! Организованной Писательской Группировки! Мы – новые реалисты.

– Молодой человек, – брезгливо сказал фарисей, – писатель внутри одного себя организоваться не в состоянии, а чтобы они между собой о чём-то договорились, так это скорее небо в Неву обвалится или вот Разноглазый в кредит работать начнёт. Чем и кого вы, кстати, убиваете?

– Врагов искусства – моим искусством.

– Ладно, я уже мёртв.