Читать книгу "Общак - Деннис Лихэйн"

Но вместо порта он поехал дальше, на электростанцию в Саути, солнце над которой встало как раз ко времени окончания ночной смены и указало лучом прямо на Шона Макграта. Макграт был одним из старинных приятелей Велана и, если верить другому товарищу, с которым Торрес уже побеседовал, заводилой в их компании, которая каждый год отмечала дату исчезновения Риччи-Времечко.

Торрес представился и начал объяснять, с какой целью он заехал, но Макграт вскинул руку и окликнул одного из товарищей:

— Эй, Джимми!

— Чего?

— Куда собрались?

— Да в одно место.

— То, что рядом с продуктовым?

Джимми покачал головой, закуривая сигарету:

— В другое.

Шон Макграт сказал:

— Отлично.

Джимми помахал рукой и ушел с остальными парнями.

Шон Макграт обернулся к Торресу:

— Значит, вас интересует та ночь, когда Риччи растворился в воздухе?

— Да. Можете рассказать мне что-нибудь?

— Нечего рассказывать. Вышел из бара. И больше мы его не видели.

— Это все?

— Это все, — сказал Макграт. — Поверьте мне, никому не нравится, что это все, но это все. Никто больше его не видел. Если Небеса существуют и если я когда-нибудь туда попаду, то первым делом спрошу не «Кто убил Кеннеди?» и не «А Иисус дома?», я спрошу: «Что, на хрен, приключилось с моим другом Риччи Веланом?»

Торрес посмотрел, как Шон переминается с ноги на ногу на утреннем холоде, и понял, что не имеет права задерживать его дольше.

— Вы тогда сказали, что он отправился за…

— За травой, точно. Обычно он брал ее у этого болвана Тима Бреннана или у другого.

Торрес справился со своей записной книжкой:

— Эрика Дидса. Так было и в вашем прежнем заявлении. Но позвольте задать еще один вопрос.

Макграт подышал на руки.

— Конечно.

— Насчет Боба Сагиновски и Кузена Марва. Они оба в ту ночь работали?

Шон Макграт перестал дуть на руки.

— Вы хотите приплести их к этому делу?

— Я просто пытаюсь…

Макграт подошел ближе, и Торрес увидел перед собой того редкого человека, который действительно не позволит водить себя за нос.

— Слушайте, когда вы ко мне подошли, вы сказали, что занимаетесь ограблениями. Но Риччи Велана никто не грабил. И еще вы заставили меня торчать здесь на глазах у ребят, с которыми я работаю, как будто я ваш осведомитель. В общем, большое вам спасибо за это.

— Послушайте, мистер Макграт…

— «Бар Кузена Марва», значит? Это мой любимый бар. — Шон подошел еще на шаг, испепеляя Торреса взглядом и тяжело дыша через раздутые ноздри. — Не смейте оскорблять мой любимый бар!

Шон насмешливо отсалютовал Торресу и пошел по улице, догоняя товарищей.

Эрик Дидс смотрел в окно своего второго этажа, когда дверной звонок прозвонил второй раз. Он не мог поверить своим глазам. Там, внизу, стоял Боб. Боб Сагиновски. Его Проблема. Похититель собак. Доброхот.

Эрик слишком поздно услышал скрип колес и, обернувшись, увидел отца, который выкатился на своем кресле в коридор на звук домофона.

Эрик нацелил в него палец:

— Вали в свою комнату.

Старик посмотрел на него в ответ, словно ребенок, который еще не научился говорить. На самом деле старик не мог говорить уже лет девять, и многие убеждали Эрика, что он теперь слабый, заторможенный, тупой, но Эрик-то знал, что злобный гад по-прежнему рядом, до сих пор живет в этом теле. Все еще ищет способ тебя достать, одурачить тебя, сделать так, чтобы вместо твердой почвы под ногами ты ощущал зыбучие пески.

Снова раздался дверной звонок, и старик поднес палец к домофону с кнопками: «Слушать», «Говорить» и «Открыть».

— Я же сказал, не смей ничего трогать.

Старик занес над кнопкой «Открыть» скрюченный палец.

— Я вышвырну тебя из окна, — сказал Эрик. — И когда ты будешь валяться внизу, я сброшу на тебя твое долбаное скрипучее кресло.

Старик замер, с изумлением подняв брови.

— Я не шучу.

Старик улыбнулся.

— Не смей…

Старик нажал на «Открыть» и подержал кнопку.

Эрик метнулся через гостиную и ударил отца, вывалив его из проклятого кресла. Старик только заквохтал по-птичьи. Лежал на полу, без кресла, и тихо квохтал, глядя в пустоту выцветшими, молочного оттенка глазами, словно он созерцал уже иной мир и все там были такие же мерзавцы, как и в этом.

Боб дошел только до переулка и услышал зуммер. Он снова взбежал по ступенькам, пересек крыльцо и потянулся к двери как раз в тот миг, когда зуммер затих.

Черт!

Боб снова позвонил. Подождал. Позвонил еще раз. Вытянув шею, он выглянул с крыльца и поднял глаза на окно второго этажа. Вернулся к звонку, еще раз нажал на кнопку. Выждав некоторое время, сошел с крыльца. Постоял в переулке, снова глядя на окно второго этажа и размышляя о том, не оставил ли кто из жильцов открытой дверь черного хода. Такое часто случается, да и домовладелец не особенно следит, не сгнила ли за зиму древесина вокруг замка, не подточили ли дверь термиты. Но что Боб сделает, даже если дверь открыта, — вломится в дом? Сам он был настолько далек от подобного, что вломиться в дом мог бы разве что его двойник или брат-близнец, не особенно на него похожий.

Боб повернул голову. На улице прямо перед ним стоял Эрик Дидс, он смотрел на него в упор, и лицо его излучало нехороший свет, словно его причислили к лику блаженных, выбрав из множества других, кого мама в детстве роняла об пол головой. Должно быть, он выскользнул из боковой улочки, решил Боб, и вот теперь стоит перед Бобом, и энергия струится из него, словно из оборванного бурей силового кабеля, который шипит и скачет по улице.

— Ты расстроил моего отца.

Боб ничего не сказал, но, должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Эрик передразнил его, нарочито дернув ртом и подняв брови.

— Сколько раз, Боб, тебе требуется нажать на кнопку звонка, чтобы понять: если люди до сих пор не открыли, значит и не собираются? Мой отец стар. Ему необходимы покой, тишина и прочее дерьмо.

— Прошу прощения, — сказал Боб.

Это Эрику понравилось. Он засиял:

— Прошу прощения. Именно так ты и должен говорить. Старомодное «прошу прощения». — Улыбка на лице Эрика померкла, сменившись пугающей опустошенностью, — взгляд маленького зверька со сломанной лапой, который оказался в незнакомой части леса, — а на место опустошенности пришла волна холодной расчетливости. — Ты избавил меня от необходимости ехать.