Читать книгу "Ночью в темных очках - Нэнси Коллинз"

Я спешно покинула дом, отплевываясь страхом и желчью.

* * *

1976. Кладбище, где похоронен Моррисон. На этом же кладбище похоронены Оскар Уайльд, Бальзак, Вольтер, Мольер, Сара Бернар, Виктор Гюго, Эдит Пиаф, Макс Эрнст и Гюстав Доре – среди многих прочих. Но с точки зрения подростков единственный здесь достойный внимания обитатель – Джим Моррисон.

Пер-Лашез – это фантастический некрополь, расположенный на северо-востоке Парижа за бульваром Де Бельвиль.

Когда-то здесь были сады виллы Франсуа д'Э де Лашеза, исповедника Людовика Четырнадцатого. Теперь здесь 20 000 памятников и 800 000 могил.

Есть на Пер-Лашез и другие знаменитые мертвецы, жившие когда-то в Нью-Йорке. Возвышенные мастера прозы лежат рядом с ничем не примечательными лавочниками. Скандально знаменитые гедонисты и прелюбодеи покоятся бок о бок с верными христианками, которые при жизни возмутились бы подобным соседством.

Пер-Лашез, как всякий большой город, привлекает постоянный поток туристов и вандалов. Гиды любят рассказывать историю о том, как некая викторианская дама была столь шокирована грифоном, охраняющим надгробье Оскара Уайльда, что срубила возмутительный орган молотком, совершенно случайно оказавшимся у нее в сумочке.

Французы к таким актам относятся прагматично: за славу надо расплачиваться.

Однако вандализм, совершаемый тысячами юных паломников, каждый год слетающихся к надгробью Короля Ящериц, выходил за рамки простого хулиганства и приближался к истинно народному искусству.

Могила Моррисона, в центре которой стоял бюст, изображающий певца на пике славы (нос был отбит очередной инкарнацией викторианской кастраторши), была проста и невелика. Но очень не просты были надписи, расходящиеся от обреченного поэта.

Они накапливались годами, слой за слоем, наносились тысячами рук на десятках языков, и превратились в плотную и переплетенную фреску. Чем бы их ни писали – аэрозольной краской, фломастером или карманным ножом, – смысл был в итоге один и тот же: НАМ ТЕБЯ НЕ ХВАТАЕТ.

Когда нацарапанным жалобам стало тесно на могиле Моррисона, они стали расползаться по окрестным памятникам, и кончилось тем, что свидетельства любви фанатов к павшему герою вылезли на доску, отмечавшую место упокоения Элоизы и Абеляра.

По Пер-Лашез все время бродили юные паломники, и большинство было в состоянии такого прихода, когда мозги отключаются полностью. Вампиры обычно избегают таких людных мест, предпочитая охотиться в уголках более уединенных.

Меня заманили в Париж слухи, циркулирующие среди адептов контркультуры, – насчет того, что призрак Моррисона бродит по ночам по своему кладбищу и ищет своих поклонников. В ближайшем баре я подслушала разговор группы подростков, собиравшихся той ночью «навестить Джима». Я пошла за ними на достаточном расстоянии, чтобы меня не заметили.

Их было четверо – трое ребят и девушка, полные вина и кислоты, взбудораженные перспективой увидеть призрак своего кумира. Поскольку на концертах они Моррисона никогда не видели, это было ближе всего к тому, чтобы узреть его во плоти.

Я пошла за ними на кладбище, глядя, как они петляют среди покосившихся надгробий. Было ясно, что они уже десятки раз тут бывали – через путаницу мрамора и гранита они шли с уверенностью шерпов.

А почему бы и нет? Здесь было их святилище, в их жизни играющее ту же роль, что в Катманду – молитвенные колеса.

Старшему из четверых не могло быть больше четырнадцати на момент смерти их мессии. Стоял октябрь, было холодно, и ребята были одеты в американские джинсы и кроссовки; двое ребят были в кожаных куртках, а третий дрожал во фланелевой рубашке, никак не защищавшей от осеннего ветра. Девушка была одета в плотную джинсовую куртку с тщательно вышитым сзади лозунгом:

ОТСЮДА НИКТО ЖИВЫМ НЕ ВЫХОДИТ

Парень во фланелевой рубашке нес большую бутылку вина и каждые несколько шагов останавливался, чтобы к ней приложиться. Его спутники шипели, чтобы не отставал, и он, замерзший и недовольный, бежал за ними.

У одного из двоих ребят в кожаных куртках был рюкзак, из которого он стал все выкладывать, когда они дошли до могилы. Там было несколько огарков свечей, еще две бутылки вина и несколько косяков.

– Как ты думаешь, увидим мы его? – прошептала девица, охватывая себя за локти от холода.

Парень постарше кивнул:

– А как же. Филипп – знаешь его? Кузен Жан-Мишеля? Так вот, он видел Джима на той неделе.

Парень во фланелевой рубашке презрительно фыркнул, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.

– Филипп много чего видит. Он давно уже ест только кислоту, запивая минеральной.

Голос девушки прозвучал холоднее осеннего ветра, режущего кладбище.

– Кажется, ты и не хочешь его видеть, Пьер. И ты все испортишь.

Пьер был задет. До боли ясно было, что единственная причина, по которой он торчит посреди кладбища в полночь, ожидая призрака, – потому что она здесь.

– Селеста...

Парень, который разгружал рюкзак, расставил свечи в неровный круг на мраморном надгробье Моррисона.

– Селеста права, – сказал он, поджигая фитили зажигалкой. – Если ты не хочешь его увидеть, то и не увидишь. Здесь нельзя мыслить негативно, Пьер, иначе ты его отпугнешь.

Огоньки свечей затрепетали под порывом налетевшего ветра, отбрасывая причудливые тени от изуродованного бюста посреди надгробья. Компания раскупорила оставшиеся бутылки и сгрудилась у неверного света. Скоро к запаху мхов и опавших листьев примешался дымок марихуаны.

После получасового бдения Пьер встал и ударом ноги сбил догоревшие свечи.

– Фигня все это! Я должен подхватить воспаление легких, потому что Филиппу Дегрепуа померещилось под кайфом, будто он что-то видит?

Остальные члены группы неловко заерзали, но было ясно, что они пришли к тому же выводу.

– Не знаю, как вы все... – это было адресовано одной только Селесте, хотя она этого и не поняла, – но я лично собираюсь домой... О Господи!

Полупустая бутылка выскользнула из онемевших пальцев, разбившись о мрамор надгробья. Пьер уставился в узкий проход, вьющийся среди могил с другой стороны от памятника Моррисону.

Его спутники повернулись проследить за его взглядом. Селеста ахнула и поднесла руки ко рту.

– Это... это он! Джим!

Из моего укрытия среди памятников была видна худая фигура мужчины, стоящая ярдах в ста от меня, и кожа этого создания была бледнее луны. От взгляда в лицо покойной рок-звезды меня ударил шок узнавания. Может ли это быть? Действительно ли Моррисон был Притворщиком?

Король Ящериц, облаченный в джинсы и кожаный пиджак, манил томной рукой, но не приближался. Несмотря на холод, под пиджаком у него ничего не было.

– Селеста, он зовет тебя, – шепнул парень постарше. – Он зовет тебя к себе. – В его голосе было благоговение – и зависть.