Читать книгу "День счастья - сегодня! - Кирилл Сафонов"

И не верю. Да, я продолжаю не верить. Что мне сказать Оксане? Как можно сказать это Оксане? Как мне посмотреть в глаза Андрейке? Что я им всем скажу? Что?

Я сидел, смотрел на свои руки в Сашкиной крови, ковырял пальцы и курил. Все, что я мог делать, – это курить. Когда я подносил сигарету к губам, в нос ударял приторный запах крови. Наверно, стоило помыть руки, но только не сейчас – потом, когда все уйдут.

– …были… сегодня… вчера… – донеслось откуда-то издалека.

Я даже не сразу сообразил, что это не мои мысли, а какие-то слова, поступающие извне, и сказаны они были не мной.

Я поднял голову. Передо мной сидел мужчина чуть постарше меня, лет тридцати восьми. Хотя вполне допускаю, что он был одного со мной возраста. Я не очень хорошо ориентируюсь в возрастах. Если отличить двадцать от тридцати я был еще в силе, то тридцать три от тридцати восьми… Нет, уж простите.

Просто я посмотрел на этого мужчину в расстегнутой черной кожаной куртке и сразу подумал, что ему тридцать восемь. Да будет так. Он сидел, положив руки на стол, и пристально смотрел на меня. Под его левой подмышкой тихо покачивалась рукоять пистолета… У них это принято. Не знаю зачем. Может, чтобы ты чувствовал какой-то страх, или это своего рода комплекс, не знаю. Только всегда так было. Если у человека есть оружие, он непременно хочет его показать. Деньги не покажет никогда, оружие – как только представится возможность.

Но меня совершенно не пугал вид его табельного оружия, – думаю, сейчас я не испугался бы, даже если бы он тыкал им мне в лицо. Я и так был ужасно напуган. Порог чувствительности был покорен, а потому сила раздражителя уже была не важна. Так что не смотри ты на меня так своими маленькими серыми глазенками и сотри с лица эту мерзкую ухмылку, а то от нее вся рожа глубокими морщинами пошла. Ты не Жеглов ни хрена! Ты, кажется, что-то спрашивал? Я вроде видел, как шевелились твои губы?

– Что… э-э… простите? – Я изобразил полное изумление, а потом тут же полное внимание, сощурив глаза.

– Я спросил, где вы были весь сегодняшний день? А заодно и вчерашний?

Ах вот в чем дело? То есть меня все-таки подозревают. Что ж, хорошо хоть на вы, а то пришлось бы кричать: «Ты мне не тычь, сукин сын!» Я улыбнулся.

– Простите… Как… Как вас зовут? Или звание? – спросил я. – Я не знаю, как обращаться. Сержант уже что-то спрашивал…

– Оперуполномоченный капитан Карелин, – перебил он. – Сергей Леонидович.

– У родителей. М-м… Точнее, у отца, – поправил я. – Дело в том, товарищ капитан, что несколько дней назад у меня умерла мать, а я заезжал его проведать.

– А… Ермолаев… Э-э-э… Находился здесь?

Господи, ну а где же? Он и сейчас здесь, кретин ты чертов! А выходил ли он куда-нибудь, я не знаю!

– Честно говоря, я не знаю. Я оставлял ему ключи, ему ведь необходимо было ездить… Сашка… М-м… Александр приехал в командировку по рабочим делам и остановился у меня. А тут… мать… И все с этим связанное…

Я снова закурил.

– Подтвердить вы это можете? Что были у отца? – сказал капитан.

– Ну отец может подтвердить, если… – Я осекся – лицо капитана вновь исказилось в той же самой неприятной ухмылке. – То есть отец не свидетель?

– Ну… Не очень надежный, так скажем, – произнес капитан.

За спиной раздалась возня. Я обернулся. Несколько человек перекладывали Сашку на носилки. На такие грязные старые носилки. На полу остался силуэт, начерченный мелом, как в дешевых советских детективах. А ведь это мой друг, в моем доме. Как здесь можно жить после этого? Я вновь повернулся к капитану. Ну почему вы все здесь? Я так хочу сейчас напиться и заорать, затопать ногами, что-нибудь разломать, чтобы выбить из себя хоть самую малость этого напряжения, этого страха, этой боли. А вы все здесь ведете себя как хозяева, задаете какие-то ужасные вопросы, о которых я даже слышать не хочу, не то что отвечать.

– Я не знаю, – сказал я. – Какой есть. Может, кто из соседей видел, но сейчас что-то не припомню. Хотя наверняка кто-нибудь да видел. Э-э… Вы же знаете, как это бывает.

Капитан кивнул, посмотрел через мое плечо, кивнул кому-то и вновь вернулся ко мне.

– Адрес и телефон квартиры родителей напишите, – сказал Карелин и положил передо мной чистый лист бумаги.

Несколько секунд я вспоминал телефон и адрес. Я совершенно раздавлен. У меня шок, я не могу вспомнить очевидного. Потом я все же что-то нацарапал ватной рукой, но мне было совершенно безразлично, все ли правильно.

Но капитан был иного мнения. Он тут же взял телефон и набрал написанный мной номер. Некоторое время он молча сидел, прижав трубку щекой к плечу, а затем вновь положил на стол. Бати, похоже, не было дома.

– Ну что, Борь, все? – крикнул кому-то капитан. – Ага. Зайдешь тогда потом. И это… К Прохорову зайди. Да, да. Давай.

Внезапно мой дом опустел. Капитан с минуту смотрел на меня, после чего встал, сложил все бумаги в плоскую кожаную папку и застегнул куртку.

– Так, Илья Сергеевич. Вы еще нам понадобитесь, следователь вызовет, поэтому большая просьба: никуда за пределы города не уезжать. Просто предупреждаю, без подписки.

– Понял, – буркнул я.

– И еще… Постарайтесь еще раз все хорошо проверить в доме, может, что-нибудь заметите может, что вспомните, – сказал капитан и, открыв папку, выудил оттуда визитную карточку и протянул мне. – Тогда непременно звоните. Я взял карточку и…

56

Я остался один, когда совершенно не хотел быть один. Я был в ужасе. Я миллион раз видел эти процедуры по телевизору, но только лишь видел. Я никогда не думал, что делать дальше. Как можно оставаться в доме, где произошел подобный кошмар? Что делать с лужами крови и этим меловым контуром? Со следами, оставленными всеми этими людьми, которых я видел впервые в жизни? По телевизору об этом не говорили. Я ни разу не увидел, как главный герой в подобной ситуации подождал, пока все уйдут, а потом спокойно достал швабру, тряпку, какое-нибудь прекрасное чистящее средство с нежным запахом чудесного экзотического фрукта и приступил к уборке, насвистывая свою любимую песенку. А после того как все убрал, спокойно растянулся на диване с бокалом вина или баночкой пива.

Я был в ужасе. Теперь мой дом проклят, не знаю, как я буду находиться в нем. О том, чтобы здесь жить, не было и речи. Я пошел в прачечную комнату и притащил оттуда кучу каких-то полотенец, моих рубашек и футболок. Все это я вывалил на пол так, чтобы ничего не было видно, ни единого пятнышка, залил сверху жидкостью для мытья полов и тут же убежал наверх, зажав рот рукой, чтобы меня не стошнило.

Словно нашкодивший ребенок, я забежал в свой кабинет, запрыгнул в кресло и некоторое время неподвижно сидел, сжавшись в комочек. Я просто не понимал, что делать дальше. Не понимал. Кто-то, орудуя большими тупыми ножницами, очень грубо правил мою жизнь. В ней вроде еще осталось место для меня, но с каждым днем, с каждым часом в ней не оставалось места для тех, кого я люблю.