Читать книгу "Превед победителю - Анна Козлова"

Мне было двадцать лет, и мне было до безумия скучно жить в перспективе очередных отношений, предвосхищения брака, детей, покупки мебели и машины, совместного поедания пельменей по вечерам, нищеты, автобусов до метро, закономерного охлаждения, затем взаимной ненависти, мордобоя и в финале развода, когда ты остаешься в двухкомнатной квартире с двумя детьми, один из которых пошел в первый класс, а другой только неделю назад произнес слово «мама».

Я не видела во всем этом ни малейшего смысла. И поскольку в то время я никогда не пила с мужчинами, я выработала привычку по вечерам — когда мне этого особенно хотелось — садиться со свечой перед зеркалом и напиваться, разговаривая сама с собой. В один из таких зеркальных вечеров я поняла, что должна отказаться от русских мужчин по причине их исключительной расслабленности, дешевого романтизма и неприлично маленького хуя — я пришла к выводу, что должна отныне ебаться с неграми, арабами, чеченцами, со всеми этими экстремально настроенными в сексе и, как правило, женатыми людьми (хотя негры в большинстве своем не подходили под это определение).

Несколько печальных промашек почти заставили меня поверить в собственное бессилие, и именно тогда моя сестра подала мне отличнейшую идею дать объявление в газету. Я напилась и за пять минут составила объявление такого примерно плана: «Молодая женщина ищет мужчину для порнографической связи» — я помню, что фраза была очень короткой и емкой. Разумеется, мне звонили освободившиеся зэки, хачики с продуктовых рынков и садомазохисты. После двух недель безуспешных поисков мужчины «для порнографической связи» я поместила это объявление в Интернете с добавлением своего электронного адреса и строгой просьбы присылать фотографию и сведения о размере члена — возможно, мне просто не хотелось разочаровываться.

В то время я впервые в своей жизни осознала, как это в действительности тяжело — найти мужчину, который смог бы заинтриговать тебя, мужчину, которого ты бы хотела все время, а не только в пьяном бреду, того мужчину, которого ты бы не могла понять и каждый раз умирала бы от мысли, что он может не прийти на назначенное им же свидание. Я пересматривала сотни фотографий — все эти люди жаждали секса, несмотря на свои вулканические прыщи, оттопыренные уши и член длиной одиннадцать сантиметров в эрегированном состоянии. Но один раз, когда я просматривала свой ящик, я наткнулась на фотографию человека, во взгляде которого я увидела нечто знакомое, — боже правый, у него был мой взгляд. Он носил русское имя и русскую фамилию, но тем не менее в его внешности прочитывалось что-то восточное, и я решила назначить ему свидание в кафе.

Я пришла вовремя, но его не было — позже я узнала, что он всегда опаздывал. Я выпила четыре чашки кофе, пока ждала его, и уже собиралась уходить, но вдруг увидела, как он открывает дверь — и в обособленный мирок столиков, услужливых официантов и пожилых любовников врывается шум машин и сигнализаций — и ищет меня глазами. Я представляла его совсем другим, но я не могу сказать, что была разочарована. Он мне понравился.

Мы встретились взглядами, и я кивнула ему. Он сел за мой столик и заказал пиво.

Мы улыбались друг другу, и он сказал:

— Я думал, что вы — жгучая брюнетка, а у вас светлые волосы.

— Вам это не нравится? — спросила я.

— Нет, — он улыбнулся мне как-то удивительно просто, но в то же время с желанием, — я знал, что вы красивы, но не мог предположить, какой именно красотой. А я, — спросил он, помолчав несколько секунд, — что вы думаете обо мне?

— Вы симпатичный, — сказала я. — Мне кажется, вы мне нравитесь.

Мы не говорили ни о чем, что неизбежно и неумолимо сопутствует повседневной жизни. Мы даже не назвали своих имен. Я не знала, сколько ему лет, есть ли у него семья, кто его родители и чем он занимается — все это было мне неинтересно. И он не спрашивал меня ни о чем, что не касалось моих сиюминутных ощущений в кафе, в мастерской его друга («У меня есть друг, художник, — сказал он, — мы бы могли пойти в его мастерскую. Я договорился с ним»), на улице, когда мы прощались и он хотел дать мне денег на такси («Я припарковала свою машину недалеко отсюда», — ответила я, а он спросил: «Вы водите машину? А я так и не научился»).

— Вы договорились со своим другом? — удивилась я. — А если я бы вам не понравилась, что бы вы стали делать?

— Я предчувствовал, что вы понравитесь мне, — сказал он. — А если даже нет, все равно — поздно отступать.

В тот первый день мы пошли в мастерскую его друга, выпили чаю и занимались любовью (хотя, в сущности, эта формулировка неправильна, потому что мы не любили друг друга и просто совокуплялись).

Когда ты не знаешь мужчину, с которым спишь, когда ты свободна от всего того груза сведений о себе, который невольно сообщаешь тому, с кем знакомишься, ты чувствуешь себя раскованной. Нас ничто не беспокоило, и мы прекрасно понимали, что встретились только ради секса и различных его интерпретаций, что мы, возможно, никогда больше не увидимся и даже не вспомним друг о друге, вернувшись каждый в свою автономную жизнь, открыв ключом дверь своей квартиры, взяв на руки свою кошку и разогрев себе ужин. За пределами постели нас обоих поджидало, нервно посматривая на часы, одиночество — то одиночество, которое мы так или иначе выбрали, к которому стремились, в котором жили все пять дней каждой ебаной недели, за исключением тех двух, в которые мы встречались.

Мы встречались по понедельникам и пятницам, всегда в том же самом кафе, где я назначила ему первую встречу. Он не знал номера моего телефона, адреса, фамилии, места работы — я была для него только женщиной, с которой он встречается по понедельникам и пятницам.

Так продолжалось почти полгода, и один раз, кажется это было в понедельник, я зажгла свечу, села перед зеркалом и придвинула к себе бутылку водки — я поняла, что думаю о нем каждую секунду и хочу, чтобы он тоже думал обо мне, я поняла, что живу в ожидании наших свиданий и люблю пятницу, потому что от нее недалеко до понедельника, и ненавижу понедельник, потому что с пятницей его разделяют три дня.

Мы глубоко чувствовали друг друга, мы были способны уловить самые тонкие и нежные струны своих настроений — часто, приходя в студию этого никчемного, бездарного художника, который зарабатывал себе на жизнь тем, что рисовал газетные карикатуры, мы не занимались сексом, а просто разговаривали и пили вино. Мне кажется, что в определенный момент мы начали тяготиться тем, что ничего не знаем друг о друге. Все чаще он приближал разговор к тому, чтобы открыться мне, рассказать о себе все, но я останавливала его.

Чего я боялась, спрашиваю я себя сейчас? Того, что мы отвергаем «порнографическую связь» и будем жить как обыкновенные люди? Что мы многое узнаем друг о друге, что будем звонить друг другу домой и на работу, встречаться по вечерам и вместе ужинать, ругаться, а потом мириться, что в один ебаный день мы поймем, что ненавидим друг друга, и один из нас скажет: «Мы думали, что это на всю жизнь, но, к сожалению, опять ни хера не получилось»?

Скорее всего я боялась себя. Меня мучила мысль, что я расскажу ему о себе, о том, что делала и чем жила до того, как мы встретились, и он встанет и уйдет, не в силах вынести мое прошлое.