Читать книгу "Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман - Марлена де Блази"

Мы начали посещать беседы во второй половине июля. Когда мы пришли в один из вторников, священник отвел нас в сторону и сообщил, что наши документы не являются достаточным основанием, чтобы Курия дала разрешение венчаться в церкви. Чего недостает, захотели узнать мы.

— Ну, во-первых, отсутствует ваш сертификат о конфирмации, — сообщил он мне.

— Я не помню, видела ли я когда-нибудь сертификат о конфирмации. Я даже не знаю, была ли я когда-нибудь конфирмована, — призналась я.

Мы прогуливались по взморью, и Фернандо объяснял мне, что признаться в собственной неуверенности — грубая ошибка. Я должна была всего лишь предоставить им информацию, необходимую для исследований, и просто позволить им заниматься делом.

— Это охота на диких гусей. Не лучше ли пройти конфирмацию прямо сейчас?

С этой идеей мы вернулись к дону Сильвано, и, после того как произнес «отлично» два или три раза, он сообщил мне, что я должна записаться в следующий конфирмационный класс, который начнет обучение в конце сентября; если все пойдет хорошо, я смогу перейти в другую группу, к десятилетним детям, что принесет мне разрешение в апреле. Апрель? По дороге домой я снова спрашиваю, почему мы не можем быть счастливы, заключив гражданский брак? Фернандо уже улыбался.

Итак, в прекрасное сентябрьское утро, когда мой герой сообщил, что мы поженимся в октябре, я безмолвна, как камень. Он забыл, что потребуется шесть недель для получения документов из Штатов. Церковь же могла тянуть с разрешением месяцы. Годы.

Когда я обрела дар речи, мне захотелось узнать:

— Не намерен ли ты использовать историю с «Ассошиэйтед пресс» против дона Сильвано?

— Нет. У меня есть идея получше.

Фернандо объяснил дону Сильвано, что хочет жениться 22 октября, потому что это день, когда в 1630 году Серениссима, Светлейшая выпустила декрет о строительстве гигантской базилики на берегу Большого Канала, посвященной Мадонне в знак благодарности за спасение Венеции от чумы. Она была названа Санта-Мария делла Салюте, Мадонна Исцеляющая. Фернандо удалось задеть невидимые сердечные струны старого священника.

— Che bell’idea, — сказал тот. — Редко бывают такие удачные идеи. С человеком, который сочетает святой брак со святой историей Венеции, Курия должна согласиться. И кроме того, сертификат о конфирмации — проблема, которая разрешится рано или поздно. Я обещаю лично обратиться к епископу. А не хотите провести церемонию 21 ноября, в день праздника Мадонны Спасающей?

— Нет. Я хочу 22 октября, потому что это день, когда возникла сама идея. Это было начало. К слову о началах вообще, святой отец, — благочестиво произнес Фернандо.

— Тогда 22 октября, — кивнул дон Сильвано.

— Ты практически лжешь священнику, — возмущалась я, пока мой герой переводил меня через улицу и сажал на пароходик. Мы шепотом обменивались впечатлениями, и я понимала, что впервые вижу, как Фернандо неудержимо смеется.

— Я не лгал! Я хочу, чтобы мы поженились в этот день, потому что это день, когда правительство предоставило Лонгену право возглавить строительство церкви Ла Салюте. Так все и было, я покажу тебе потом гравюру Лоренцетти. И к тому же дону Сильвано я понравился, и он ждал, что я представлю аргументы для борьбы с епископом за наши интересы. Я готов был торговаться за дату, но уперся бы в нынешний год. Я понимаю, как действуют или не действуют здесь обстоятельства. Furbizia innocente, хитрая простота, — все, что нужно для жизни в Италии, — говорил Фернандо. — Церковь, государство и их институты могут стать агрессивными из-за ничтожной раны своего эго или собственного достоинства. Такие они чувствительные. В конце концов, мы, итальянцы, больше Кандиды, нежели Макиавелли. При всей исторической репутации обманщиков и вольнодумцев мы гораздо чаще лопухи, эмоциональные растяпы, всегда готовые восторгаться. Мы надеемся одурачить весь мир и каждого, но знаем, кто мы такие. А теперь веди себя скромнее и скрывай тот факт, что мы знаем дату свадьбы.

Мы пришли поужинать в «Ла Ведова» за Ка д’Оро, где Ада, с которой я была знакома со времени моего первого путешествия в Венецию, делала крученную вручную пшеничную пасту с утиным мясом, ливером и луком. Мы пили «Амароне» из Рагузы и не переставали улыбаться. Когда Ада распространила вокруг весть, что мы женимся в октябре, и новость пошла кругами, каждый торговец или местный житель, входивший в двери, настойчиво требовал тоста. Но никто нас не понял, когда мы выпили за здоровье серой дамы и священника.

Однажды вечером мы упаковали ужин в корзину и отправились на дамбу, грандиозную каменную насыпь, построенную жителями Лидо в XVI веке для защиты маленького острова от моря. Я натянула широкую юбку на старое балетное трико, и мы побрели пешком через камни, высящиеся над водой, высматривая площадку, пригодную стать столом. Мы расположились и при свете свечи, горящей в крошечной лампе с отверстиями, под грохот и гул Адриатики, прямо руками ели перепелов, фаршированных инжиром с корейкой, обваленных в шалфее, жадно обгрызая скудный сладкий кусочек мяса внизу, у косточки. Еще у нас были салат из свежего горошка, латука и листьев мяты, политый соком жареных перепелов, немного хорошего хлеба и охлажденный совиньон из Фриули. Не истинный ли Пруфрок сидел рядом со мной, деликатно облизывая сок перепелов с кончиков пальцев?

Фернандо пел «Nessuno al Mondo» («Мы как никто в мире»), и два рыбака, которые устроились впереди на берегу, поджаривая моллюсков и куря трубки, пронзительно кричали: «Браво!» Мы говорили о свадьбе, а затем Фернандо рассказывал мне историю Феста делла Сенса, бракосочетания с морем в Венеции. В праздник Вознесения, в годовщину того дня, когда Святая Мария вознеслась на небеса, дож, одетый, как новобрачный, взошел на борт большой позолоченной королевской галеры, на палубе которой стояли в ряд двести матросов, и отчалил из порта Лидо. Процессия увитых цветами галер, лодок и гондол следовала за ним, пока они не достигли Сан-Николо, точки, у которой лагуна входит в Атлантику. Потом патриарх встал на носу корабля и благословил море святой водой, а дож бросил свое кольцо в волны, сказав: «В знак вечного владычества я, кто и есть Венеция, брачуюсь с тобой, о море».

Мне нравится символизм, даже когда в нем есть привкус высокомерия: дож, «кто и есть Венеция», думает, что может приручить море, сочетаясь с ним браком. А кто-нибудь нырял потом за его кольцом, или священник выдавал ему каждый год новое?

Глава 12

БЕЛОЕ ШЕРСТЯНОЕ ПЛАТЬЕ, ОТДЕЛАННОЕ МОНГОЛЬСКОЙ ОВЕЧЬЕЙ ШЕРСТЬЮ

Согласны ли мы, чтобы нас контролировали, или даем возможность более поэтического «приручения», — спорные вопросы не приводят к бешеным ссорам в браке между людьми постарше, ведь зрелые души понимают, что ссоры могут разрушить отношения. Люди постарше женятся по иным причинам, чем молодые. Возможно, это связано с тем, что в «молодом» браке мужчина и женщина живут каждый своей жизнью. Благодаря тому, что семейные оппоненты заняты карьерой, повышением своего социального и экономического положения, частотой и интенсивностью «аплодисментов» в свой адрес, они встречаются за столом или в постели, уставшие от внешнего мира. В более позднем браке, даже если супруги работают в разных областях, это все равно команда, помнящая, что они поженились, чтобы быть вместе. Я смотрела на Фернандо и не могла представить, почему он этого не понимает.