Читать книгу "Полина Сергеевна - Наталья Нестерова"

Впрочем, проблемы воспитания и обучения детей вскоре могли стать небезразличны и Верочке.

Ксюша родила девочек-близняшек и имела смелость заявить:

— Вот вам и подтверждение моей кровной связи с мамой Верой: у Игоря Петровича тоже двойняшки.

— Как же так? — захлопала глазами родная мама Ксюши. — Какая связь-то?

— Кто из нас генетик? — отрезала Ксюша. — Я лучше знаю.

Она дала девочкам двойные имена: Анфиса Джейн и Барбара Прасковья. «Прасковью» не мог выговорить никто из англоязычных родственников.

Когда Полина Сергеевна позвонила, чтобы поздравить, и справилась о самочувствии молодой мамы, та ответила со вздохом:

— У меня теперь сиськи как у папуаски с острова Шпицберген.

— Ксюша, — рассмеялась Полина Сергеевна, — Шпицберген за полярным кругом, там нет папуасов.

— Таких точно нет. Но я все равно сама выкормлю своих девок.

Она их называла «мои девки». Ксюшина свекровь, леди Мери, мужественно, с истинно английским достоинством реагировала на чумовую невестку и ее странную родню с запутанными кровными связями. Желая сделать им приятное, вслед за Ксюшей называла внучек «девками», выходило — «дэфки». Никто не брал на себя смелость пояснить леди Мери, что «девки» по-русски звучит совсем не куртуазно.

* * *

Эмка рос, и вопросы «кто моя мама? где моя мама? какая моя мама?» у него хоть и редко, но возникали. Не из-за недостатка материнской теплоты, а потому что вокруг были мамы — у всех детей в садике, в школе. В книгах, в кино, в мультиках тоже были мамы. Кругом были, а у него не было.

Зачины русских сказок построены своеобразно, это Полина Сергеевна заметила, только когда стала читать внуку: жили-были дед и баба, и была у них доченька (был сыночек)…

— Дед и баба — это вы? — спрашивал Эмка. — А где папа?

Его формула семьи отличалась от той, что существовала и в литературе, и в кино, и в жизни.

Полина Сергеевна, Олег Арсеньевич и Сенька не сговаривались, не вырабатывали единой политики, о Юсе вообще никогда не вспоминали, ее вычеркнули как предмет воспоминаний, как тему для разговора. У них было общее, неотрепетированное равнодушие с оттенком брезгливости. И Эмка чувствовал это. От его вопросов не уклонялись, никто не показывал, но при этом все как бы хотели показать, что вопросы его досужие, лишние.

— Моя мама была красивой? — спрашивал Эмка.

— Да, по-своему, безусловно, красивой, — отвечала бабушка.

— По-своему — это не по-твоему?

— Не придирайся к словам! Попроси папу, он покажет тебе фотографии.

Когда отец приходил вечером, Эмка уже забывал о фото матери.

— Моя мама умерла? — спрашивал он дедушку.

— С чего ты взял? У меня подобной информации нет.

— Если не умерла, а ко мне не приходит, значит, меня не любит?

— Женская душа — потемки.

— Если меня не любит, то сама дура!

— Тихо! Это — между нами. Никогда не говори женщине, что она дура!

Дедушка не помнил, что именно этим словом когда-то советовал отбиваться от вредных девчонок.

— Почему? — спрашивал Эмка.

— Потому что она тебе может ответить тем же — сам дурак!

— А я не дурак?

— Тише, бабушка услышит, какими мы тут словами перебрасываемся.

— Дурак — это не матерное, я знаю. Иван-дурак бывает в сказках. Дедуля, — шептал внук заговорщически, — а ты мне про матерные слова расскажешь? Петька говорит, что все их знает. Я тоже хочу. А почему они матерные? Из-за моей мамы?

Арсению тоже доставалась своя порция вопросов.

— Папа, а ты очень любил маму, когда меня зарождал?

— Очень. А почему ты интересуешься?

— Бабушка Верочка приходила, и они с бабушкой Полинькой говорили, что тевролии…

— Чего-чего? Теории?

— Да, теории. Про то, что… — Эмка делал серьезное лицо, характерным жестом Веры Михайловны поправлял несуществующие очки на переносице и, подражая ее легкому грассированию, принимался излагать: — Утверждение, что эмоционально здоровые дети рождаются только у любящих родителей, носит исключительно социально популистский характер. Яйцеклетка и сперматозоид слишком малы… Ну, дальше я забыл, — добавлял он нормальным голосом.

Арсений отмечал, что у сына прекрасная память, и спрашивал:

— Ты сам понял, что сейчас говорил?

— Не-ка. Мне бабушка потом объяснила. У женщин яйцеклетки, а у мужчин сперматозоиды, они встречаются, когда люди любят друг друга. Папа, твой сперматозоид… Папа, а что ты ищешь?

— Где майка «Челси», которую мне тетя Ксюша подарила?

— А-а-а… Секс и любовь — это то же самое, папа?

— Про секс потом. Где майка?

— Понимаешь, папа, Петя Гурин собирает марки. У него классная коллекция!

— Мне это перестает нравиться. Где майка?

— Я ее выменял! На марку, которая стоит миллион! Мы ее продадим и станем миллионерами.

Марка, разумеется, оказывалась ерундовой. Папа вскипал и грозился родить Эмку обратно — превратить в сперматозоид, если майка не вернется в дом.

К семи годам Эмка много раз побывал за границей, больше, чем Полина Сергеевна за всю жизнь. Он ездил с отцом на горнолыжные курорты и уже самостоятельно, без инструктора, спускался по взрослым трассам невысокой сложности. Поздней осенью, когда заканчивались работы на даче, он с бабушкой и дедушкой отправлялся в южные страны, где море еще сохраняло тепло, а солнце уже не палило свирепо. В отелях большинство постояльцев были из России, и для детей обязательно имелся русский массовик-затейник, называемый почему-то аниматором. Эмка и в курортном детском саду командовал, объяснял аниматору, что аппликации и фигурки из воздушных шаров — это скучно, а нужно ставить спектакль про пиратов, в котором он, Эмка, должен, конечно, играть главную роль.

Олег Арсеньевич входил в межправительственную группу по подготовке соглашений и договоров, и ему приходилось летать в США. Уговаривал жену поехать в командировку вместе с ним, за свои деньги, естественно, но на гостинице и питании можно было сэкономить. Полина Сергеевна отказывалась. Увидеть Париж (и не умереть) очень заманчиво. Мадрид, Барселону, Вену, Зальцбург… Есть столько мест, в которых и не мечталось побывать. Америка, Нью-Йорк — нет! И не проси.

— Ты боишься встретиться с Юсей! — констатировал Олег Арсеньевич после очередных безрезультатных уговоров.

— Не боюсь, просто не хочу.

— Пусть встретимся случайно! Плюнем ей в физиономию и пойдем дальше!

— Олег! Когда тебе что-то не нравится, когда я с тобой не соглашаюсь, ты злишься и начинаешь выражаться, как портовый биндюжник. Я тебя прошу следить за своей речью, у нас ребенок в доме! Да, я не хочу, чтобы существовала даже малейшая вероятность встречи с Юсей. Это испортит мне всю поездку. Не буди лихо, пока оно тихо. Неизвестно, как поведет себя Юся, если мы столкнемся. Ее никто не лишал материнских прав.