Читать книгу "Тауэр, зоопарк и черепаха - Джулия Стюарт"

— Все остальное идет строго по плану, — заверил бифитер. — Если не считать странствующего альбатроса, все животные чувствуют себя прекрасно. Жирафам очень понравилось в крепостном рву.

Придворный нахмурился.

— Каким жирафам? — спросил он.

— Ну, таким, с длинными шеями.

— У ее величества нет жирафов.

Бальтазар Джонс смутился.

— Во рву их четыре штуки, — сказал он.

— Я же дал вам список! — прошипел Освин Филдинг. — В нем не было никаких жирафов.

— Ну, наверное, кто-то решил, что они тоже принадлежат королеве. Когда я приехал в зоопарк, они уже были в грузовике. И я подумал, что вы просто забыли включить их в список.

Последовала пауза, во время которой оба джентльмена сердито глядели друг на друга.

— Что ж, подведем итоги, йомен Джонс, — сказал конюший. — Пингвины королевы исчезли, и лондонский Тауэр похитил жирафов, принадлежащих Лондонскому зоопарку.

Бифитер заерзал на стуле.

— Можно отправить жирафов обратно и сказать, что произошло недоразумение, — предложил он.

Освин Филдинг придвинулся к нему:

— Очень сильно сомневаюсь, что можно незаметно провезти через весь Лондон четырех жирафов. Об этом напишут в газетах, и мы с вами будем выглядеть круглыми идиотами. Я позвоню в зоопарк и объясню, что мы позаимствовали животных на время. Будем надеяться, что они не захотят поднимать шум, и мы отправим жирафов обратно через пару месяцев, когда страсти утихнут. Если в зоопарке начнут возмущаться, я им напомню, что они сделали со слоном Джамбо.

— А что они сделали со слоном Джамбо? — спросил бифитер.

— Продали его Барнуму, хозяину американского цирка, за две тысячи фунтов. Это вызвало всеобщий гнев. В «Таймс» посыпались письма. Дети всей страны были в слезах, королева Виктория — в ярости.

Освин Филдинг откинулся на спинку стула со вздохом, способным пробудить мертвеца.

— Хотя бы землеройка жива? — спросил он.

— Я видел утром, как она шевелилась.

— Ну хоть что-то хорошее.

Когда конюший и бифитер расстались, Руби Дор унесла их кружки и выглянула в окно посмотреть, не идет ли снег. Но когда она разглядела улочку сквозь стекло, на котором в восемнадцатом веке кто-то нацарапал оскорбительное высказывание относительно гигиенических привычек хозяина заведения, оказалось, что от снега уже нет и следа. Страшно разочарованная, она вспоминала, какие были зимы в ее детстве: отец катал ее на санках во рву, бифитеры устраивали битвы снежками, куда более яростные, чем вошедшая в историю оборона бифитерами Тауэра во время Крестьянского восстания в 1381 году.

Канарейка скакала в клетке с жердочки на жердочку, а хозяйка вернулась на высокий стул за стойкой бара и принялась дописывать объявление, что тридцатипятилетний запрет на «Монополию» в пабе снят. Запрет был введен ее отцом, возмущенным тем, что тауэрский врач продолжал играть, пока его жена рожала в кухне этажом выше. Запрет на настольную игру вынудил любителей уйти в подполье, и некоторые бифитеры даже начали варить в своих подвалах собственный эль, чтобы топить в нем горечь поражения, какое по-прежнему терпели от доктора, играя у себя дома. Из-за нового обычая, просуществовавшего много лет, доходы таверны заметно упали, и теперь, когда ее жизнь вот-вот изменится навсегда, Руби Дор твердо решила восстановить объем продаж.

Прикрепив объявление на доску рядом с дверью, она перечитала правила, перечисленные ниже. Во избежание обид с далеко идущими последствиями играть «башмаком» запрещается. Любой, кого уличат в жульничестве, обязан следующие полгода доплачивать за свое пиво определенную сумму. И тауэрскому врачу позволяется играть только при отсутствии экстренных медицинских вызовов.

Вскоре после этого преподобный Септимус Дрю толкнул тяжелую дверь, неся свое орудие обольщения, и с облегчением заметил, что он единственный посетитель. Однако Руби Дор нигде не было. Он несколько минут потоптался на истертых плитках пола, гадая, куда же она подевалась, затем положил на стойку свой пряник, сел на один из стульев и размотал шарф. Перевернув ближайшую к нему подставку под пиво, прочел шутку на обороте. Затем окинул кабачок взглядом, не зная, прилично ли священнику отправляться на поиски своей любви с подношением из собственной духовки.

Опасаясь, что войдет кто-нибудь из бифитеров и застукает его с поличным — с пластиковым контейнером, — он быстро встал и вышел. Пока он стоял на холоде, обматывая шею шарфом, из пустой Колодезной башни до него долетел какой-то звук. Не в силах противиться искушению открытой двери, он вошел. Там, развернувшись к нему спиной, сидела Руби Дор, которую он немедленно узнал в полумраке благодаря ее конскому хвосту. Он уже хотел признаться, что оставил для нее на стойке маленький презент, изготовленный по рецепту матери, но тут хозяйка таверны оглянулась и приветствовала капеллана словами:

— Идите сюда, посмотрите на королевских декоративных крыс.

Капеллан увидел, как у нее за спиной сверкнули зловещие желтоватые зубы.

— Смотритель королевского зверинца сказал, что я могу ухаживать за ними, — продолжала она, снова обернувшись к крысам. — Ну разве они не чудо? У меня в детстве была крыса, но потом она убежала. Кто-то из бифитеров говорил, что видел ее под церковным органом, но мы так и не нашли. Так было жалко! Мы научили ее разным трюкам. Папа сделал маленькую бочку, и наша крыса толкала ее по стойке. Бифитеры кидали туда пенни каждый раз, когда она доходила до края. Когда крыса сбежала, бочка была почти полная. Вы знаете, что у королевы Виктории тоже была ручная крыса?

Но когда Руби Дор оглянулась, на месте преподобного Септимуса Дрю остался только аромат ладана.

К тому времени, когда Валери Дженнингс появилась в конторе, Геба Джонс уже лежала в ящике иллюзиониста, предназначенном для того, чтобы распиливать пополам переливающихся блестками ассистенток. Мгновенно угадав, что Геба Джонс потерпела поражение, Валери Дженнингс расстегнула синее пальто, повесила рядом с надувной куклой и села за свой стол, дожидаясь, пока Геба придет в себя. Через несколько минут она снова посмотрела на нее, однако глаза Гебы Джонс все еще были закрыты, а туфли лежали на полу. Наконец она услышала красноречивый скрип крышки, Геба Джонс явилась на свет и поздоровалась с Валери, которая наблюдала за тем, как Геба возвращается за свое место за столом, открывает телефонный справочник и поднимает трубку, вновь преисполнившись решимости.

Валери Дженнингс посмотрела в записную книжку, но поняла, что не в состоянии думать о необходимости вернуть владельцу желтое каноэ. Она с опаской поглядела на часы с кукушкой, вспомнив о приближавшемся обеде. Хотя Артур Кэтнип был ее любимцем среди билетных контролеров, она пожалела, что приняла приглашение. Она не собиралась снова входить в лабиринт романтики с его безнадежными тупиками. Последний раз, когда она отважилась туда заглянуть, ее подталкивала соседка, которая была не в силах наблюдать, как Валери Дженнингс сама косит газон, так как с детства привыкла считать, что это мужская работа. Соседка дождалась, когда Валери Дженнингс дойдет до участка рядом с ее забором, и высунула голову. Для начала она похвалила Валери Дженнингс за поперечные полоски на газоне, за которые постоянно пилила мужа. А потом с ошеломляющей непоследовательностью добавила, что у нее имеется сослуживец, холостяк, который тоже любит читать. И хотя Валери Дженнингс уверяла, что холостяки не менее опасны, чем женатые поклонники, соседка настаивала, пока та с большой неохотой не согласилась с ним встретиться.