Читать книгу "Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан"

* * *

Несмотря на торжественные заявления о нежелании вмешиваться в политику, американским военным лидерам, фактически, пришлось определять политику США в послевоенной Европе. Для них зонирование и оккупация Германии были строго военными проблемами, решаемыми отделом гражданских дел военного министерства. В результате, как и следовало ожидать, Германия стала яблоком раздора между военным министерством и Государственным департаментом. Началось «перетягивание каната», и все надежды на разработку внятной, единой политики США по этому вопросу были безвозвратно потеряны.

Вначале всем было ясно, что необходимо как-то руководить переговорами посла Уайнанта в Лондоне с Европейской консультативной комиссией. Для координации противоположных точек зрения американских ведомств в Вашингтоне в начале января 1943 года была создана специальная группа, названная Рабочий комитет по безопасности. В него вошли представители Государственного департамента, военного министерства и министерства военно-морских сил. Представители военного министерства из отдела гражданских дел поначалу отказывались входить в комитет или, если уж на то пошло, вообще признавать необходимость Европейской консультативной комиссии. Все вопросы капитуляции и оккупации Германии, которыми занимались армейские офицеры, были чисто военными проблемами, разрешаемыми по ходу дела «на военном уровне» Объединенным комитетом начальников штабов.

Из-за этой абсурдной ситуации работа задержалась на две недели, и все это время Уайнант торчал в Лондоне без инструкций.

Наконец военные согласились заседать, и комитет приступил к работе, однако мало чего достиг. Прежде чем телеграфировать в Лондон Уайнанту, каждой группе комитета приходилось согласовывать рекомендации со своим начальством. Хуже того, каждый из глав департамента мог наложить вето на предложенную директиву, причем исключительным правом вето неизменно пользовалось военное министерство.

Исполняющий обязанности председателя комитета профессор Филип Э. Мосли из Государственного департамента, будущий политический советник посла Уайнанта, сказал как-то офицерам из отдела гражданских дел, что он «получил четкие инструкции не соглашаться ни на что или почти ни на что, и мог только докладывать содержание дискуссий своим начальникам. Система переговоров на расстоянии по жестким инструкциям и с правом вето напоминала процедуры советских переговорщиков, когда они пребывали в самом непримиримом настроении».

Пререкания продолжались весь декабрь 1943 года. По мнению армии, зоны оккупации могли бы более-менее определиться окончательными позициями войск на момент подписания капитуляции. В этих обстоятельствах армейские представители не видели смысла в том, чтобы разрешить Уайнанту обговаривать какое бы то. ни было соглашение о зонах в рамках Европейской консультативной комиссии.

Военные были столь непреклонны, что даже отвергли план Государственного департамента, хотя он был похож на британский проект: также разделял Германию на три равные части, но имел один очень важный добавочный элемент — коридор, связывающий Берлин, находящийся в глубине советской зоны, с западными зонами.

Идея коридора принадлежала профессору Мосли. Он, естественно, ждал, что Советы станут возражать, однако настоял на включении этого пункта. Позже ему пришлось объясниться: «Я полагал, что, если этот план представить первым с впечатляющей твердостью, он может быть принят во внимание, когда Советы начнут выдвигать собственные предложения. Необходимо было обеспечить свободный и прямой территориальный доступ к Берлину с запада».

План Государственного департамента был представлен на изучение отделу гражданских дел военного министерства до заседания комитета в полном составе и задержался там на некоторое время. В конце концов Мосли посетил отдел гражданских дел, отыскал полковника, который занимался этим вопросом, и спросил, получил ли он план. Полковник открыл нижний ящик своего письменного стола. «Да здесь план, — сказал он, откинулся на спинку стула и сунул обе ноги в ящик. Здесь и останется, черт побери». План так Уайнанту никогда и не передали.

В Лондоне Европейская консультативная комиссия впервые официально собралась 15 декабря 1943 года, и посол Уайнант, вероятно, радовался, что совещание было посвящено лишь процедурным вопросам. Он все еще не получил официальных инструкций. Неофициально из британских источников он узнал о плане, который так расстроил Рузвельта, но не знал, что это план Моргана «Рэнкин Си»; ему план назвали планом Эттли. Уайнанта также информировали, опять-таки неофициально (это был заместитель военного министра США Джон Дж. Маклой), что президент хочет получить северо-западную зону. Уайнант не думал, что британцы захотят поменяться, и его оценка оказалась абсолютно верной.[12]

14 января 1944 года генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр, вновь назначенный Верховный главнокомандующий, прибыл в Лондон, чтобы войти в должность, и все механизмы военного планирования с тех пор были в руках генерала Моргана, официально получившего полномочия. Однако был один план, на который даже он вряд ли мог повлиять на столь поздней стадии. На следующий после прибытия Эйзенхауэра день на первом официальном заседании Европейской консультативной комиссии план Моргана «Рэнкин Си» был представлен сэром Уильямом Стрэнгом послу Уайнанту и русскому представителю Федору Гусеву. Из-за тупиковой ситуации в Вашингтоне США потеряли инициативу навсегда. Впоследствии Стрэнг вынужденно признал, что у него было преимущество перед его коллегами: «В то время как им приходилось запрашивать по телеграфу инструкции у далекого и иногда равнодушного и не понимающего сути правительства, я находился в центре событий и обычно незамедлительно мог действовать в пределах своих полномочий. Еще одним моим преимуществом было то, что правительство начало послевоенное планирование заранее и последовательно».

18 февраля на втором официальном заседании Европейской консультативной комиссии было запротоколировано советское дипломатическое решение; непостижимый Гусев без всяких споров торжественно принял британские зональные предложения.

По британскому проекту Советам отходило почти 40 процентов территории Германии, 36 процентов ее населения и 33 процента ее производственных ресурсов. Берлин, хотя и разделенный между союзниками, находился в глубине предполагаемой советской зоны в 110 милях от западной, англоамериканской демаркационной линии.

«Такое разделение казалось вполне справедливым, — вспоминал впоследствии Стрэнг. Может быть, оно грешило щедростью по отношению к Советам, но соответствовало требованиям наших военных властей, озабоченных послевоенным дефицитом рабочей силы и потому не желавших оккупировать больше территории, чем необходимо». Было много и других причин. Одна из них: и британские и американские лидеры опасались, что Россия может заключить сепаратный мир с Германией. Другая причина, особенно тревожившая американских военных: страх, что Россия не вступит в войну против Японии. И наконец, британцы верили, что, если Россию не опередить, она может потребовать до 50 процентов Германии за перенесенные в военное время страдания.