Читать книгу "Ожившие - Александр Варго"

— Держимся вместе. Сейчас тащим сюда все, что держится на воде — бочонки, кресла, все остальное. Слава, возьми гарпун. И ты тоже, — обратился он к юноше с обожженным лицом.

— А кто тебя уполномочил нами командовать, Эд? — заносчиво фыркнул Вячеслав, и Эд обронил:

— Нет проблем, Слава. Вперед и с песней. Кстати, у тебя на руке кровь, — словно между прочим заметил он.

Вячеслав сначала не понял, что имел в виду Эдуард, и непонимающе уставился на забинтованную руку. Потом в его глазах мелькнула тень озарения, и он сглотнул подступивший комок:

— Ты считаешь…

— Да, я считаю, что ты привлечешь акул.

— Но послушай, здесь и так полно крови, вон сколько от этого Дриппи натекло…

— Слава, заткнись и слушай! — неожиданно крикнула Татьяна, и Вячеслав мгновенно притих.

— Никто не раздевается. Знаю, в мокрой одежде тяжело, но, как говорят, голое тело быстрее привлечет акул, — сухо продолжал Эд. — Никто не барахтается, по воде не шлепает. Слава, руку придется держать над водой. Во всяком случае, сколько сможешь.

— Без тебя знаю, — ворчливо отозвался тот, с затаенным ужасом поглядывая на красное пятно, расплывающееся на тряпке. — Скажи лучше этому черномазому, как вести себя.

— Он это знает лучше нас с тобой. Хотя стой, в рубке я видел полиэтиленовый пакет. Таня, помоги ему.

Через пару минут раненая рука Вячеслава была надежно укутана водонепроницаемым полиэтиленом.

— Если… — Эд перехватил испуганный взгляд Татьяны, и ему стало безумно жаль эту хрупкую женщину, которую он любил всем сердцем. — Если появятся акулы, отбиваемся все вместе. Цельте в жаберные щели.

— И что дальше? — угрюмо спросил Вячеслав, подбрасывая в здоровой руке гарпун, тот самый, которым он проткнул Папашу Дриппи, на нем даже не свернулась кровь.

— Не знаю, — ответил Эд. — Бог знает, нам остается только надеяться, что кто-то подберет нас. И прошу, никакой паники.

Он приблизился вплотную к Семе, и тот, робко топчась на месте, что-то забормотал, заглядывая Эду в глаза.

— Сема, ты меня слышишь? — мягко и вместе с тем решительно спросил он, осторожно положив свои руки на узкие плечи мужчины. — Я не знаю, кто ты, откуда ты, но, надеюсь, ты с нами заодно.

Сема несмело кивнул, его подбородок уже блестел от стекающей слюны, но он не вытирал его. Зато он вопросительно посмотрел на Эдуарда, показав на гарпун.

— Бери, — не раздумывая сказал Эд. Затем он выставил в ряд бочонки с привязанными веревками, их было шесть штук. — Предлагаю каждому выбрать бочонок и обвязать себя вокруг пояса, — сказал он.

— Я против, — снова заартачился Вячеслав. — Если акуле понравлюсь не я, а бочонок, что тогда? Она просто утащит его вместе со мной.

— А если она утащит бочонок без тебя, ты скоро утонешь, — парировал Эдуард. — А потом, вдруг ты уснешь?

— Как это усну? — не понял Вячеслав. — Я не собираюсь ночевать тут!

Эд снисходительно кивнул, словно имел дело с несмышленым ребенком:

— Я тоже не горю желанием спать в океане. Но обстоятельства вынуждают нас идти на это. Впрочем, чего я тебя уговариваю.

Похоже, у него от виски мозги окончательно прокисли, подумал про себя Эд. Ведь даже Татьяна понимает, что им придется провести ночь в океане!

Изрыгая проклятия, Вячеслав принялся обвязываться веревкой.

Когда все было готово, он, не мигая, смотрел на медленное погружение катера. Мальчишка с обожженным лицом скривился, и в его глазах показались слезы.

Эд посмотрел на тело акулы. С вывороченной челюстью, сморщенная и почерневшая на солнце, она выглядела жалко и уродливо. Он быстро подскочил к ней и одним взмахом ножа перерезал трос, который держал рыбу за хвост. Акула грузно шлепнулась на палубу, распластавшись почти по всему катеру.

«Это еще на хрена было делать?» — хотел было спросить Вячеслав, но что-то одернуло его. Все-таки, как ни крути, он был вынужден признать, что у Эда в этой передряге хватка куда крепче. Вячеслав отчаянно завидовал хладнокровию друга, но прилагал все усилия, чтобы этого не видели окружающие. Однако даже несмотря на весь ужас их положения, он старался не упускать из виду этого идиота, вылезшего из трюма. Что-то здесь не так. И хотя этот Сема вел себя действительно как сумасшедший, на душе у Вячеслава было неспокойно.

В кормовой части послышался булькающий звук, что-то треснуло, и нос катера резко задрался вверх. Татьяна закричала, чуть не упав на тело Папаши Дриппи, Вячеслав неуклюже поймал ее. Вода залила им ноги по щиколотки, и Вячеслав вполголоса выругался. Темнокожий помощник убитого грека стоял, крепко прижимая к груди гарпун.

— Я хочу есть, — не к месту вдруг брякнул Вячеслав, и Эд лишь грустно покачал головой. Вода уже была по колено.

— Лучше бы я остался в номере, — жалко улыбнулся Вячеслав.

— Ты знаешь какие-нибудь молитвы? — спросил его Эд, и Бравлин растерянно покачал головой.

Неожиданно его взгляд уперся в челюсть акулы, валявшуюся чуть ли не под ногами. Челюсть, за которую он отвалил столько баблоса этому гребаному греку, чтоб он провалился со своим протезом, и к которой он теперь не то чтобы прикасаться, он даже смотреть на нее не мог без блевотного ощущения…

Их залило уже по пояс. Бочонки болтались тут же, с глухим звуком стукаясь друг о друга.

— Пиу. Пиу-пиу. Гыл-мыл-шмоколо-поколло, — захихикал Сема, с интересом оглядываясь. Гарпун он держал под мышкой, словно зонтик.

Палуба вдруг резко пошла вниз, борта катера скрылись в воде, Татьяна взвизгнула, и они очутились в открытом океане.

* * *

— Влад!

Тишина. Было только слышно, как волны настойчиво стучат в борт катера, словно уставший путник, просивший о ночлеге.

— Владик! — позвала Марина громче, но ее муж не откликался. Где же он?! Девушка повернулась на бок, случайно задев при этом свою несчастную руку (вернее, то, что от нее осталось). Нестерпимо острая боль тут же дала о себе знать, вызвав у Марины мучительный стон. Эта отрезвляющая боль вернула ее сознание к страшному, но непреложному факту — отныне она инвалид. Человек с ограниченными возможностями, калека. Однорукая калека. Боже, как ужасно это звучит… Как дальше жить?

«А может, тебе не придется об этом беспокоиться», — вдруг заговорил с ней внутренний голос.

— Как это? — вслух спросила Марина, отчасти понимая, что выглядит по-дурацки, разговаривая сама с собой.

«Так это, — охотно отозвался все тот же голос. — Кто тебе сказал, что ты будешь жить, дурочка?»

Марина почувствовала мерзкую дрожь во всем теле. В мозгу вихрем пронеслись какие-то смутные воспоминания, суть которых она вряд ли смогла бы объяснить, но оставался осадок — тяжелый, муторный, такое состояние обычно появляется после ночного кошмара — вроде ты уже проснулся и понимаешь, что причин для страха нет и все уже позади, но в душе еще какое-то время шелестят лоскутья плохих сновидений, словно дергающиеся в конвульсиях куски разрубленной на части змеи. И почему-то эти воспоминания ассоциировались у нее с крайне отталкивающим типом в грязных лохмотьях, хотя, по большому счету, она должна быть благодарна ему, ведь, в сущности, он спас ей жизнь.