Читать книгу "Дети хаоса - Дэйв Дункан"

Скульптор пожал могучими плечами. Ингельд с трудом подавила желание схватить его и хорошенько встряхнуть.

— Послушай! Ты знаешь, что рабы, заложники и золото перестали поступать к нам несколько лет назад. Все больше веристов отправляется на войну, примерно двадцать шестидесяток в год. А Стралг все равно терпит поражения!

Она боялась, что Катрат будет следующим — Хорольд не станет обращать внимания на то, что написал Стралг, но лорд крови призвал всех остальных молодых мужчин из его семьи на бойню, так почему последний из них должен получить послабление?

— Ты же знаешь, меня война не интересует.

— Давно пора заинтересоваться! Твой отец все эти годы держал слово, правил городом, точно марионетка Стралга, но если флоренгианские повстанцы появятся у его ворот, все изменится.

Бенард смотрел на нее все так же вежливо и равнодушно, и Ингельд решила прибегнуть к другим, более суровым методам.

— Помнишь Томозо?

— Конечно. Хороший парень. — Его улыбка уступила место подозрительности. — А что?

— Его отец, правитель Мионы, был марионеткой Стралга, как и твой. Повстанцы Кавотти окружили город, когда в нем находился Стралг, и подожгли его. Он потерял… — Она пожала плечами. — …много, очень много людей. Стралг приказал Хорольду поджарить Томозо на очень медленном огне.

Бенард поморщился.

— Нет! Даже Хорольд… Он не мог!

— Правильно, — не стала спорить Ингельд. — Он обрезал ему уши и продал работорговцам.

Бенард повернулся и стал смотреть в сад, мышцы на спине напряглись, точно корабельные канаты. Ей так хотелось его обнять. Почему боги жестоки к тому, кто добр и нежен?

— Зачем? — хрипло проговорил Бенард. — Он же не сделал ничего дурного. И какой в этом толк?

— Злоба, Бенард, злоба. Тебе не дано понять, как устроены веристы, даже не пытайся. А Салтайя еще хуже. Хорольд проявил ровно столько милосердия, насколько осмелился. И это правда.

Хорольд был самым добрым из всего выводка Храга.

— Со мной он не будет милосерден, — сказал Бенард. — Если это случится, значит, так тому и быть. Я не в силах что-либо сделать.

— Я слышала, он отправил тебя на каменоломню Витерим.

— Меня и двух веристов, чтоб неповадно было. Спасибо за новости. Пожалуй, мне действительно пора.

— Это еще не все.

Он огляделся по сторонам, стараясь напустить на себя раздражение и скрыть свои истинные чувства. Может быть, старую горечь. Он никогда особенно не боялся будущего, но ненавидел, когда ему напоминали о прошлом.

— Убили еще кого-то из заложников?

— Думаю, да, но я не уверена. В Косорде никого. Я спросила курьеров про Селебру. Они сказали, что твоему отцу сильно нездоровится.

— Ингельд! — сердито вскричал он. — Мне плевать на войну, и еще меньше меня интересуют родители. Ты не забыла, что они меня отдали? Единственный человек во всем Додеке, которого я люблю, это ты. Тебя я люблю больше жизни. Ты была для меня матерью; матерью и любовницей, только тебя я хочу, но не могу получить. Я должен идти.

И он бросился в сторону сада.

— А остальные как же? — спросила она.

Он замер под аркой, не поворачиваясь — темный силуэт на фоне яркого света.

— Что с ними?

До сих пор она ни разу не видела, чтобы он проявлял даже такой интерес, настолько сильной была его боль.

— Должна сказать, что в последнее время я о них ничего не слышала. Твой младший брат, который остался в Трайфорсе с Тереком…

— Орландо.

— Он все еще был жив около года назад. Терек сюда заезжал. Сказал про него что-то вроде: «Утенок, который всюду волочится за собакой и думает, что он щенок».

— Звучит не слишком многообещающе. А Дантио умер?

— Так мне говорила Салтайя. Она не стала бы утруждать себя враньем. Если бы она сама перерезала ему горло, она бы этого не скрыла.

— А Фабия? Вонючий маленький сверток, который постоянно вопит.

— Полагаю, она уже прекратила это делать. Ее отправили в Джат-Ногул, к Карваку. Салтайя говорит, что она пропала, когда повстанцы убили Карвака. Считается, что она тоже умерла. Думаю, ты последний, Бенард, ты и, возможно, Орландо.

Ей отчаянно хотелось его обнять.

— Я даже не узнаю его, если встречу на улице. Он меня тоже наверняка забыл. — Бенард сделал шаг вперед, но тут же остановился. — А мать?

— Говорят, она исполняет обязанности твоего отца. О Бенард, послушай! Они отправят в Селебру кого-нибудь из вас на смену отцу, тебя или Орландо. Как только Хорольд узнает, что необходимость в тебе как в заложнике отпала, считай, ты мертв. Нам нужно постараться каким-то образом увезти тебя из Косорда. Я знаю, это будет трудно…

Он резко развернулся и подлетел к ней в два прыжка. Ингельд вдруг поняла, что никогда не видела в его черных глазах такой ярости. Она отшатнулась, с изумлением подумав, что Бенард может быть очень опасен.

— Не трудно, а невозможно! Боевые звери Хорольда догонят меня и прикончат. Но я готов рискнуть на одном условии.

— Нет! — покачав головой, сказала она.

— Да! — вскричал он. — Давай уйдем вместе. Только ты и я. Ты замужем за животным, твой сын вырос. Мы сможем отсюда ускользнуть. Если мне придется стать крестьянином и целыми днями рубить деревья — плевать!

Ингельд невольно улыбнулась. Он даже верит в то, что говорит, так уж он устроен.

— Было бы неплохо, верно? Только вот прорицательницы Хорольда расскажут ему, где мы прячемся, а еще я Дочь и должна выполнять свой долг перед очагом Косорда. Прекрасная мысль! Даже если случится чудо, и мы с тобой сбежим, новые знакомые будут поздравлять меня с таким чудесным сыном и постоянно спрашивать, почему он еще не женат.

— Мне все равно.

— Сейчас — да. Сходи к нимфам, и тогда на пару дней в голове у тебя прояснится.

Она удивилась, что Бенард покраснел.

— Не пойду.

Ингельд покачала головой.

— Это чудесная мечта, но опасная и безнадежная, ее даже обсуждать не стоит.

— Я подгоню колесницу к ступеням твоего дома на рассвете.

— Я пришлю тебе девушку твоего возраста. Будь осторожен, Бенард!

Он тряхнул головой и ушел.

Ингельд пошла за ним, чтобы закрыть ворота. По дороге она остановилась полюбоваться рыбками, это часто помогало ей успокоиться.

Ингельд отчаянно хотелось закричать.

Глупый мальчишка! Как может столь проницательный человек быть таким слепцом? Он мостит улицы разбитыми сердцами и не замечает этого. Его работы вызывают зависть у остальных художников, а он готов без лишних размышлений от всего отречься. Он проходит сквозь стены, мечтая об облаках. Категорически отказывается понять, что ему грозит страшная опасность. И почему он вдруг стал так важен для Косорда? Ребенок, корабль, письмо и Бенард. Почему Бенард?