Читать книгу "Избранница Наполеона - Мишель Моран"

— Он ребенок. Невинное дитя. — Но говоря это, она хищно улыбается, представляя себе его лицо с юношескими ямочками и серьезный взгляд.

— А Наполеон?

На мгновение она перестает дышать.

— Я же сказала! Ты — тот мужчина, рядом с которым я хочу состариться. Но пока… — Она прижимает меня к себе и быстро целует в щеку. — Все. А сегодня давай развлекаться!

Она открывает дверцу экипажа, и ее тут же окликают человек десять.

— Ваше высочество! — кричат две молодые дамы.

Тут же ее замечает юный Канувиль и буквально кидается к ней навстречу.

— Полина! — кричит он, а когда она оборачивается, вспыхивает, как ребенок. — Ты сегодня затмила саму Венеру.

— А я-то думала, это случается каждую ночь, — поддразнивает она.

— Мы уж заждались, когда вы выйдете из экипажа. Все гадали, что там у вас происходит.

Он оглядывается на меня, ясно, что у него на уме.

— Ты что же, думал, я пропущу бал в собственном доме? Ты мне лучше скажи, — она понижает голос, — брат уже прибыл?

Как раз в этот момент по подъездной дорожке подкатывает королевский экипаж. Все замирают, и из кареты выходят Наполеон с императрицей Марией-Луизой. Полина мгновенно оказывается рядом с братом, и мы с Канувилем моментально забыты.

— Добро пожаловать во дворец Нейи! — восклицает она, и я замечаю, как впервые с момента приезда во Францию глаза у Марии-Луизы округляются. Откуда-то из глубины дворца доносятся звуки музыки — играют что-то австрийское, сквозь звон бокалов и тарелок до нас долетает женский смех.

— Как вы раздобыли эту музыку? — удивляется императрица. — Она очень старая… Чудесная мелодия!

Я пытаюсь вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, как я слушал пение матери. Много лет.

Наполеон награждает Полину благодарной улыбкой.

— Если Полина что задумала, она способна воду обратить в вино. Пройдем внутрь? — предлагает Наполеон. — Во всей Франции нет дворца, равного этому. У моей сестры исключительный вкус!

Мы переступаем порог дворца, и я пытаюсь взглянуть на Нейи глазами иностранца. Здесь каждая поверхность либо из мрамора, либо резного красного дерева. На толстые ковры отбрасывают золотистый отблеск величественные хрустальные канделябры. Стены каждой комнаты — это стеллажи с книгами до самого потолка. Книг здесь многие тысячи.

— И вы их все прочли? — спрашивает она.

Полина усмехается.

— Почти.

— Но их здесь тысячи!

— Ее высочество много читает, — хвастливо объявляет де Канувиль, которого никто даже не подумал представить императрице.

Та вопросительно смотрит на нас в расчете на объяснение, и мне вдруг приходит в голову, что таких больших голубых глаз, как у нее, я еще ни у кого не видел. Так и не дождавшись представления молодого человека, она поворачивается ко мне.

— Месье Моро, а у вас есть любимый писатель?

— Гомер, — отвечаю я. — А у вашего величества?

Она мешкает.

— Жанли.

— Это который пишет любовные романы? — не верит своим ушам Полина.

Наполеон хмурится.

— Почему бы нет?

— Ты же сам говорил! — восклицает Полина. — Это…

— Очень увлекательное чтение, — заканчиваю я, не давая ей добавить что-нибудь обидное.

Мария-Луиза поражена.

— Так вы его читали?

Я пожимаю плечами.

— Во Франции, в отличие от Гаити, в книгах недостатка нет. Если бы мог, я бы перечитал их все.

Мы уже подошли к парадному залу, и нам навстречу кидается несколько человек. Все кругом восклицают:

— Ваше величество!

Мария-Луиза поначалу пытается поздороваться с каждым, но людей слишком много, и в конце концов она ограничивается улыбкой и вежливым кивком.

— А я здесь, значит, никому не интересен? — возмущается Наполеон.

Среди присутствующих нет таких глупцов, кто решил бы, что он шутит. Толпа дам, суетящихся вокруг императрицы, моментально устремляется к императору. Мария-Луиза бросает взгляд на меня, потом поворачивается к де Канувилю.

— А вы, должно быть, Камилло Боргезе? — спрашивает она.

Повисает неловкое молчание.

— Боже упаси! Это де Канувиль. Мой муж, к сожалению, не смог присутствовать на этом вечере.

— Она, наверное, забыла ему послать приглашение. — Де Канувиль подмигивает.

Мария-Луиза озадаченно переводит взгляд с Полины на него, не понимая, воспринимать ли это как удачную шутку.

— Князь Боргезе заболел, — встреваю я. — Де Канувиль — хороший друг ее высочества.

— Очень хороший друг, — бесцеремонно добавляет де Канувиль, и Полина поцелуем вознаграждает его за несносное поведение.

Императрица смущается и, не зная, на кого смотреть, поворачивается к какой-то египетской картине.

— Из моей коллекции, — поясняет Полина.

Де Канувиль фыркает:

— У нее этого добра полные залы. Завоевав Египет, император привез оттуда все сокровища, какие сумел. Не хотите взглянуть?

Полина бросает на него сердитый взгляд, но де Канувиль ничего не замечает, а императрица, уже начавшая тяготиться назойливым вниманием толпы, не раздумывая кивает.

— С большим удовольствием.

Полина пробирается сквозь толпу восторженных дам и перебивает Наполеона:

— Твоя жена желает совершить экскурсию по Нейи.

Мы впятером обходим залы и комнаты, и Мария-Луиза восхищенно ахает над каждым ценным экспонатом в доме Полины. И, судя по всему, восторг этот совершенно неподдельный. Нам показывают гостевую спальню, здесь такая огромная ванна, что впору купать слона. Зато кровать хозяйки дома, напротив, такая миниатюрная, что скорее подошла бы фарфоровой кукле.

— И вы здесь спите? — Марии-Луизе и невдомек, какую радость она доставляет Полине этим вопросом.

— Ее высочество — нежный цветок, — отвечает де Канувиль. — Изящная кровать для изящной княгини. — Наполеон хмурит брови, но де Канувиль уже направляется к будуару. — Вы только пощупайте! — Он указывает на кушетки синего бархата. — Более нежной обивки во всей Франции не сыщешь. Сам император преподнес это в дар Полине. А вон там — грот. — Он распахивает двойные двери и глубоко втягивает в себя свежий воздух. — Видели когда-нибудь нечто подобное? С фонтанами, статуями, цветами, вазонами? — У юной императрицы невольно вырывается смех. — Поведем ее в Египетские галереи? — спрашивает де Канувиль. Он переводит взгляд с одного лица на другое, но улыбается одна императрица.

Мы проходим через зал, увешанный портретами Обри, и Мария-Луиза останавливается.