Читать книгу "Занавес молчания - Андрей Быстров"

– Я приеду, – сказал профессор.

– Ждем вас, – повторил голос, и в трубке прерывисто загудело.

Илларионов сел в постели, невидяще уставившись на телефонную трубку в руке. Какого черта… И рассказать некому, посоветоваться! Из всех друзей профессора лишь Бахметьев обладал достаточным воображением, чтобы увидеть в этой истории не просто дурацкий розыгрыш или, не приведи господь, галлюцинаторный комплекс Илларионова. Бывает ведь так, что люди напряженного умственного труда внезапно свихиваются… А может, так и есть? И не было ни пропавшей царапины на диске, ни телефонного звонка?

Профессор поморщился. Есть отличный способ проверить, в своем ли он уме, – поехать на проспект Энергетиков. Если встреча не состоится и потом никто не объявится, значит, пора идти к психиатру. Но, честно говоря, профессор в это не верил. Жаль, что Бахметьев позавчера улетел в Москву, на конференцию, однако и будь он в Санкт-Петербурге… За несколько минут по телефону ничего не растолкуешь, подробно не обсудишь, а времени нет.

Водрузив трубку на аппарат, профессор встал, сунул ноги в тапочки и прошаркал в ванную. Пока он брился, добрый десяток гипотез промелькнули и растаяли в его голове. Нет, долой! Какие гипотезы в информационном вакууме, какие дома на песке? Надо рассуждать конкретно, практически. Вот, например: не готовится ли похищение или, того хуже, убийство? Нет, по ясной причине: у профессора нет ни богатств, ни важных постов, ни сверхсекретных оборонных открытий, ни личных непримиримых врагов. Да и проще это делается… Значит, не покушение. Но что? Тот, кто звонил, спрашивал, не забыл ли профессор место встречи… Выходит, когда-то Андрей Владимирович его помнил? Но он точно никогда не бывал на станции техобслуживания по проспекту Энергетиков, шестьдесят пять, даже не слышал о такой. И при чем тут какие-то «периферийные кластеры в секторе Д», почему они должны беспокоить Илларионова?

Надевая костюм, профессор покосился на телефон. Возможно, встреча затянется. Не позвонить ли в институт, записать на автоответчик, что сегодня его не будет? Нет, не нужно. Может быть, не так и плохо, если его вскоре начнут разыскивать.

Интересно, как поступил бы на моем месте кто-нибудь из коллег, думал профессор, завязывая галстук. Бахметьев, этот на девяносто процентов так же, а другие? Кое-кто послал бы подальше телефонного шутника с его Джоном Ленноном, перевернулся на другой бок и преспокойно заснул. Разве не совершенно нормальная реакция? Только не для Илларионова. Помимо естественного научного любопытства, он обладал и любопытством человеческим вкупе с развитой интуицией. А интуиция подсказывала – нет, кричала! – что бы ни скрывалось за происшедшим, это очень, очень серьезно.

Он спустился к машине и сел за руль. Его серая «волга», давно нуждающаяся в ремонте, прокашлялась, прежде чем завестись.

А не путаница ли тут, размышлял профессор в дороге. Фамилия Илларионов – распространенная, в имени Андрей Владимирович тоже нет ничего уникального. Допустим, они искали некоего Андрея Владимировича Илларионова, зная лишь приблизительно возраст, внешность, район жительства – и все эти данные совпали? А потом уже они узнали телефон, точный адрес… От этих мыслей профессору стало нехорошо. Если его приняли за другого, возможно все – и похищение, и убийство. Кто знает, какие к тому, другому, претензии! А профессор легкомысленно подставил себя, дав им понять, что опознал пароль, и согласившись на встречу. Но был ли это пароль? Обычно пароль предполагает отзыв.

Продолжая раздумывать на эту тему, Илларионов понемногу успокоился, потому что невероятность гипотезы о путанице постепенно стала ясна для него. За ним велась пристальная слежка, они знали о нем многое, вплоть до любимой музыки. Если бы речь шла о ком-то другом, неужели ни одна мелочь не указала бы им на ошибку? Ведь не могли они не поинтересоваться подробно биографией профессора, прежде чем предпринимать довольно сложные и хлопотные действия.

Но коли так, основной гипотезой становится другая, не менее пугающая. По их мнению, профессор должен помнить какие-то факты, а он их не помнит! Что это – частичная потеря памяти? Весьма странная потеря. На память профессор не жаловался и при желании мог бы детально восстановить если не все, то хотя бы значимые эпизоды своей взрослой жизни. Но ни в один из этих эпизодов решительно не встраивались ни кластеры сектора Д, ни станция техобслуживания на проспекте Энергетиков. Он был уверен, что раньше и не подозревал о существовании такой станции.

Слабо разбираясь в психиатрии, профессор тем не менее что-то слышал о так называемом синдроме ложной памяти, когда истинные воспоминания заменяются фальшивыми. Человек убежден, что был там-то и делал то-то, в то время как все обстояло иначе. Синдром ложной памяти может проявиться вследствие шока, сильного стресса, страха, эмоционального напряжения… Например, убийца ничего не помнит о совершенном им преступлении, зато уверен, что он тогда сидел в ресторане с друзьями. Не случилось ли такое и с профессором Илларионовым? Может, он был на этой станции или возле нее, и там произошло нечто настолько страшное, что мозг профессора защитил его от этого ужаса, заменив подлинные воспоминания ложными…

Нет, и такая теория не проходит. В примере с убийцей друзья не подтвердят его алиби, ведь на самом деле он не ходил с ними в ресторан. В воображаемом примере с профессором хоть кто-то из коллег или знакомых не мог не спросить его, где он находился и что делал тогда-то, а никто никогда не спрашивал, никаких нестыковок не было. Правда, событие это, причина синдрома ложной памяти, могло произойти давно, даже очень давно, и при обстоятельствах, исключающих чьи-то недоуменные вопросы. Но про­фессор знал и то, что психические расстройства (а синдром ложной памяти, несомненно, относится к таковым!) не бывают изолированными, сами по себе. Не бывает так, чтобы страдающий отдельным психическим расстройством человек был абсолютно нормален во всем другом. Где-то что-то обязательно выскочит, как чертик из табакерки, тем более если отклонения начались давно. Без лечения они могут прогрессировать, но никак не сглаживаться. Между тем ни сам профессор, ни кто-либо в его окружении не замечал ничего такого, что можно было бы назвать отклонением. Даже очень эксцентричного здорового человека от нездорового отделяет пропасть, пусть и не всегда видная невооруженным глазом, но рано или поздно выявляющаяся. А профессор Илларионов, собственно, особой эксцентричностью и не отличался…

Когда в семь часов двадцать пять минут профессор подъехал к станции техобслуживания, он успел привести себе достаточно доводов, чтобы отринуть обе версии. Его ни с кем не перепутали, и он не сумасшедший. Ему оставалось признать, что он ничего не понимает в происходящем; тем сильнее было желание понять.

Несмотря на ранний час, возле станции стояло много машин. Профессор остановил «волгу» поодаль, на обочине. Он не вышел, и никто не подходил к нему, но ровно в половине восьмого он увидел высокого худощавого человека лет пятидесяти, энергичным шагом направляющегося к его машине. Илла­рионов разблокировал правую дверцу, высокий незнакомец открыл ее и втиснулся в салон, согнувшись в три погибели.