Читать книгу "От полуночи до часа кошмаров - Вольфганг Хольбайн"

Мириам…

Некоторое время я напряженно копался в своей памяти, но это ничего не дало. Даже если была какая-то причина, почему мне приснилось именно это имя, это было так глубоко в моей памяти, что я не мог до этого докопаться. А может быть, ничего и не было. И уж совершенно определенно то, что я сделал в это мгновение, было не особенно конструктивно. У меня был кошмар, совершенно неприятный кошмар, — но ничего более, и баста! Если я попытаюсь его анализировать, это вряд ли что-нибудь даст. В конце концов, я не психиатр. Позже, когда все будет позади и у меня на счету будут все эти миллионы, об этом позаботятся профессиональные психоаналитики, если это действительно будет необходимо, но в данный моменту меня были заботы и поважнее.

Например, пойти в соседнюю комнату и разбудить Юдифь, чтобы стрельнуть сигарету.

Словно в напоминание о том, как вредно курение, у меня неожиданно случился сильный приступ головной боли, не такой сильный, чтобы меня сразу же затошнило, но достаточно сильный, чтобы закружилась голова. Я быстро лег обратно на кровать, закрыл глаза и сжал ладонями виски, чтобы переждать, пока по ним перестанут стучать молоточки или, как минимум, боль ослабнет до приемлемого уровня. Так и случилось, но на это потребовалось немало времени. В конце концов, я почувствовал себя лучше, головная боль утихла, но она оставила неприятный привкус во рту и чувство легкой тошноты в желудке, как будто я только что очнулся от лихорадки.

Может быть, так и было. Утверждать, что я привык к этим проклятым головным болям, было бы неверно, есть вещи, к которым просто невозможно привыкнуть, и это в первую очередь относится к этим загадочным приступам мигрени, но они редко начинались так внезапно (и так часто), как сегодня, и вообще никогда не сопровождались ночными кошмарами. Может быть, я просто подхватил где-то мерзкий вирус: просквозило в дороге, в такси или в этой миротворческой экспедиции на оливковом джипе Карла. Да. Должно быть, это все и объясняет. Нельзя сказать, чтобы это объяснение что-то изменило к лучшему, но все-таки стало как-то спокойнее.

Однако ничего нельзя было поделать с двумя обстоятельствами: первое — что я прескверно себя чувствовал, и второе — что я имел твердое чувство, что так быстро я снова не засну. Я глянул на часы, но оказалось, что это была не самая лучшая идея. Как раз минуло одиннадцать — поздний вечер, если считать по моим обычным жизненным ритмам, а это означало, что должно пройти минимум еще семь или восемь бесконечных часов, прежде чем кончится ночь и мы все снова встретимся на кухне внизу. Вопрос на засыпку: как проводят восемь часов в замке с привидениями, в котором нет ни телевизора, ни радио, ни видео, ни DVD-плеера, а мини-бар состоит из одного пустого фанерного шкафчика, который лет уже как двадцать был не в лучшем состоянии. Ответ: смертельно скучают или ищут компанию. И самое главное: эта компания в данный момент обладала единственной пачкой сигарет в радиусе нескольких километров. Итак, я решил выйти из своей комнаты, больше похожей на гардеробную, и сделать вылазку в комнату Юдифи. Мысль о том, что я разбужу ее и, возможно, вызову этим ее гнев, меня не остановила. Я был совершенно уверен в том, что никто из нас в эту ночь не будет крепко спать, если вообще попытается уснуть. Думаю, только Далай-лама мог бы спокойно спать в такую ночь, как эта. Ни за что не уснешь, если на следующее утро все решится: либо ты станешь богатым человеком (я имею в виду действительно сказочно богатым), либо будешь испытывать полную фрустрацию, став банкротом, потерявшим надежду, и ни с чем отправишься восвояси. Короче, я подошел к двери, взялся за ручку и замешкался, так как внезапно заметил кое-что.

На шатком ночном столике, который с наклоном прислонялся к не менее шаткой постели, так, что нельзя было точно сказать, кто кого поддерживает и спасает от неминуемого падения, стояли красно-белые банки из-под кока-колы, которые вечером раздобыла для нас Юдифь. Вероятно, мы не всегда помним о том, что делаем, вот и я с удивлением обнаружил, что количество банок увеличилось. Сейчас их было три.

Ничего не понимая, я схватил третью банку и с удивлением отметил, что она не только еще не открыта, но и холодна как лед. На лакированной металлической поверхности выступили крошечные капельки воды, и я, недолго думая, прислонил банку к гудящей башке, чтобы прийти в себя. Я медленно прикладывал банку то ко лбу, то к обоим вискам. Это оказало на меня благотворное действие. Однако осталась загадка, отгадка которой не обязательно обещала быть приятной.

Три банки? Пока я наслаждался ощущением, которое испытывал, когда ледяной металл скользил по моей коже, я напряженно раздумывал, но так и не пришел к окончательному выводу, но я был почти уверен, что в тот раз она принесла только две банки. Я же помнил, хорошо помнил, что я еще тогда легкомысленно пообещал ей, что предприму вылазку в таинственную кухню этого замка Франкенштейна, чтобы принести добавку.

Это не могло означать ничего другого, кроме того, что здесь кто-то побывал. Юдифь?

Тем временем гораздо более обеспокоенный, чем я готов был признать, я опустил банку и осмотрел разобранную постель. С учетом того, чем мы тут занимались последний час, было маленьким чудом, что эта развалина просто не разрушилась. Созерцание кровати навело меня на мысль, не слишком приятную по сравнению с моими воспоминаниями о теплой кожи Юдифи под моими губами и о том, как ее волосы щекотали мой пупок. По меньшей мере, я уснул сразу, и я предполагал, что она тоже. Если бы кто-нибудь вошел и увидел нас в постели, спящих рука об руку…

Глупости! Эти все мои неожиданно приобретенные родственнички были мне безразличны, и тем более мне было безразлично, что они про меня могут сказать или подумать.

В задумчивости я поднял банку кока-колы, поднес к лицу и уставился на нее, как будто, внимательно посмотрев на нее, я получу все ответы на свои вопросы, которые мне так бы хотелось услышать. И действительно, на какое-то мгновение у меня перед глазами возникла картина, но она пропала слишком быстро, чтобы я мог ее внимательно рассмотреть. Все, что осталось, было нехорошее чувство, и, пожалуй, предчувствие воспоминания о чем-то большом, куполообразном, под чем я двигался, преследуемый странными тенями и бьющимися крыльями…

Конечно, это было воспоминание о сумасшедшем ночном кошмаре, который мне приснился. А что еще?

Я испытующе смотрел на банку с напитком в моей ладони.

— Скажи же мне, дорогуша, — тихо сказал я. — Кто же тебя принес сюда?

Но банка не отвечала, и поэтому я вдруг почувствовал себя еще более беспомощным и сумасшедшим, чем до этого. Вот я стою здесь посреди ночи, в кальсонах, майке и одном носке и беседую с банкой колы! И я еще раздумываю над тем, как бы кто-нибудь не вошел и не увидел нас с Юдифью, лежащих рядом в постели?

— Ну хорошо, — я многозначительно посмотрел на банку, нахмурив лоб, как школьный учитель, поставил ее рядом с ее пустыми сестрами на ночной столик и демонстративно скрестил руки на груди. — Если ты так туго соображаешь, то я вообще не буду тебя пить. Сама виновата. А потом выдохнешься!

С гордо поднятой головой я повернулся, нагнулся за моим вторым носком, и попытался, прыгая на одной ноге, надеть его. Это удалось менее чем за пять минут, и мне удалось даже не разбить носа. С джинсами и пуловером дело пошло быстрее, но по какой-то причине я никак не мог найти свои ботинки. Наконец я обнаружил их, встав на колени и нагнувшись, под кроватью. Как они туда попали? Для того чтобы их достать, мне пришлось бы растянуться на брюхе около постели и потом снова подняться… Я подумал, как бы не начался опять приступ головокружения. Нет, только не это! Так что я вышел из комнаты в носках. В конце концов, здесь всего пара шагов до комнаты Юдифи.