Читать книгу "Комната Страха - Эля Хакимова"

У их фирмы была своя лаборатория, укомплектованная наисовременнейшей аппаратурой и классными специалистами. Но исторические документы – особая статья, здесь нужен был специалист со стороны. Безусловно, лучший эксперт – такую справку почитать всегда полезно. Ева взялась было за документ. Но рука непроизвольно потянулась к другому. «Он, конечно, потоньше, но почему именно «хозяйственные расчеты»?» – недоумевала Ева. Зажмурив глаза, она почувствовала, что переместилась в свой Кабинет. Даже сквозь веки она ощущала холодную белизну стеклянных стен, манившую прикоснуться к ним взглядом. Ева ничуть не боялась, радуясь встрече со старым другом, она просто оттягивала момент блаженства.

Ну, наконец, добрый старый Кабинет! Стеклянный, идеальной формы куб, запаянный со всех сторон. Если бы у Евы оставалось лицо, она бы улыбнулась. Но здесь была только память и мысли, стеклянными палочками сыпавшиеся вниз или парившие вокруг Евы.

Итак, меню, расчеты и фрагмент дневника. Мало, мало информации и в одном, и в другом. Выстроив сравнительные таблицы с показателями обоих документов, произведя расчеты, Ева убедилась, что написаны они были разными людьми. Вот она, Старая Сеньора (присмиревшая и нестрашная), в черных вдовьих кружевах.

Опираясь на палку, с трудом передвигаясь на изуродованных артритом ногах, она проковыляла мимо. Не оглянувшись и абсолютно покорная желаниям Евы, она просочилась сквозь стены, оставляя за собой шлейф из букв и строчек, которые, как рой черных мошек, жужжа, не отставали от ее сгорбленной мрачной фигуры.

Положительно, она испанка по происхождению, по крайней мере, юность провела именно в Испании. Вычурные заглавные (к тому же высокие и узкие) буквы с завитушками говорят, что гордость и суровая романтичность натуры у Старой Сеньоры именно из этих широт. Может быть, Толедо… «Почему именно Толедо? Надо будет об этом потом подумать», – сделала заметку для себя Ева.

И был у Сеньоры дядя, ее опекун. Суровый и непреклонный иезуит. «Вот бы увидеть его почерк! – подумала Ева. – Может, он в действительности не таков, каким его себе представляет Старая Сеньора, все-таки объективностью эта особа не отличается».

Прямые слитные буквы, одинаковые расстояния между словами, некоторые из округлых буковок не закончены. Определенно – она умный человек. Холодный рассудок и решительность. Признаки почерка выстраивались то с одной стороны, то с другой, яснее очерчивая истинные качества характера или игнорируя ложные.

Эта женщина привыкла сдерживать свои порывы, едва ли не с самого детства. «А это… Позвольте, бескомпромиссность, как же глубоко вы спрятали свои принципы, Сеньора!»

Средний нажим, удачное сочетание чрезмерной чувствительности легкого нажима и материалистичности сильного. Амбиверт – более предсказуем, чем экстраверт и интроверт. Маленькая поправка на перпендикулярные штрихи в буквах, они сделаны с несколько более легким нажимом, чем горизонтальные, – сильная воля.

Просто железная – подтверждают еще и наклон, прямолинейность твердого почерка и ровные связанные концы букв. «Да-да, я уже поняла, Сеньора, спасибо», – Ева не хотела раздражать ее без необходимости. Но от слишком уж навязчивых признаков приходилось отмахиваться, особенно если они не приводили в свое подтверждение еще несколько показателей.

«Например, мстительность. Никак не верю. Доведение дел до самого конца – да. Последовательность – безусловно (сплошная связность написания букв). Упрямство, возможно (закрученные в себя штрихи, крючки и в начале слов, и в конце). Но не жестокость. Уравновешенность – буквы сплетены, крючки всегда одинаковы, и ровные строки сюда же, – Ева вспомнила Лару. Не совсем ясно, к чему, но отворачиваться от сравнений не стала: – Ну-ка посмотрим…

Лара, милая и строгая. Очевидны параллели в характерах этих двух героинь. Твердость убеждений. Цепкость ума. Старая Сеньора, правда, гораздо более талантливый человек, но, с другой стороны, со временем все мельчает. Кто знает, не была бы Старая Сеньора, блистательная аристократка, владелица огромного поместья, интеллектуалка, в наше запутанное время «маленького человека» обычным провизором городской аптеки, обожаемой дочерью и племянницей, сумасшедшей и по совместительству несостоявшейся убийцей своей собственной сестры?

Какие убеждения, что за обстоятельства могли толкнуть вас обеих на преступление? И не просто на преступление, но на убийство. Причем и в том и в другом случае убийство связано с родственниками, это вне всяких сомнений. Самооборона и месть. Мстила Лара. Даже известно за кого, но почему? А вот в случае со Старой Сеньорой – обратная ситуация. Известно почему – самозащита, а кому именно, предстоит выяснить».

Ева эти выяснения отложила на потом. Ее любимое выражение – «потом». Когда? С этим она боролась. Но пока безуспешно. В данный момент, потерпев решительное поражение в сей праведной битве, она твердо вознамерилась познакомиться с городком, столь гостеприимно приютившим ее.

Повинуясь душевному порыву, Ева захватила с собой украденные дневники Лары, когда совсем уже выбегала из номера. Ругая себя за опрометчивость, но возлагая большие надежды на рассеянность и (что там говорить) лень, она полагала, что вряд ли станет читать, вместо того чтобы гулять по средневековым улочкам, мощенным необработанным булыжником, среди маленьких кафе и частных мастерских.

Глава 5Заброшенная усадьба

Городок оказался действительно совсем небольшим. Хотя и с церковью, ратушей, лавками-мастерскими. Поскорее выбравшись из холодных каменных ущелий узких средневековых улочек, Ева вышла на проселочную дорогу. Вела она в луга и обработанные поля.

Идиллическая картина, представшая глазам Евы, отдавала золотым веком. Не хватало пастушек и свинопасов, танцующих менуэт. Зато имелись в изобилии кучерявые облачка, бодро бегущие по эмалевому небу, а под ними нежные козочки и сытые коровки.

Свернув на тропинку, путешественница углубилась в прохладу леса. Ей вспомнилась другая прогулка, в таком далеком, но весьма похожем лесу. Только здесь лето уже вошло в полную силу. Цвет зелени уже не был таким юным и свежим, слегка запылился и вылинял. Как и небо, которое утратило свою злую весеннюю синь, став спокойным и добродушно-бледным. Но гулять было чрезвычайно приятно, ноги сами несли Еву, напевавшую венский вальс и размахивавшую при этом плетеной сумкой, в которой скучали совершенно забытые дневники Лары.

Внезапно деревья галантно расступились, и на открытой площадке, буйно поросшей разнотравьем, показался дом. Строение настолько гармонировало с окружающим его лесом, что Ева ему даже не удивилась. Это был заброшенный дом, трехсотлетней постройки, двухэтажный. Красная нормандская крыша, высокая, с рядом мансардных окон, имела местами обвалившуюся черепицу. По некогда желтому фасаду двумя рядами выстроились пыльные окна с битыми стеклами. Мансардные окна были забиты досками.

Помедлив в нерешительности несколько минут, Ева осторожно ступила на запущенный газон за границы лесной тени и направилась к дому. Вблизи он оказался просто развалиной. Целые материки штукатурки обвалились так, что обнажилась не только драная плетенка, но и каменные стены. Встав на носочки, она попыталась заглянуть внутрь. За пыльными стеклами с плотной вуалью паутины ничего невозможно было разглядеть.