Читать книгу "Легион. Освобождение - Алексей Живой"

— Вот и исчезла последняя надежда этолийского союза, — констатировал Федор, глядя из своего шатра на то, как пылают корабли, дым от которых временами застилал солнце.

Разобравшись с флотом этолийцев, Чайка получил сообщение от Филиппа, что осада Ферма затягивается, и поспешил со своей армией назад вдоль побережья Этолии к городу Калидону, не желавшему внять голосу разума и сложить оружие. Отправляясь в этот поход, Федор предчувствовал скорое получение новых инструкций из-за моря, которые изменят направление главного удара, и готов был предоставить Филиппу возможность в одиночестве наступать вглубь Греции, как тот и хотел, через Дориду, Локриду и Фокиду на Фивы. У Чайки росло убеждение, что вскоре ему понадобятся все свои солдаты, и распылять силы на благо Филиппа он не особенно хотел.

Флот ахейцев частью остался патрулировать воды Навпакта, большая же часть последовала за армией карфагенян, присоединившись к ее флоту, согласно приказу Чайки. В недавних сражениях флот ахейцев под командой Филопемена показал себя хорошо, но потерял немало кораблей, чему Федор ничуть не огорчился. Он уже начал разделять общее мнение, бытовавшее среди политиков высшего ранга, — чем слабее союзник, тем меньше с ним проблем.

Осадив Калидон, Чайка приказал Филопемену снять половину солдат с кораблей и отправить их на штурм города. Ахейский стратег нехотя подчинился, хотя и долго ворчал, что это не флотская операция. Калидон, хоть и не был столь обширен как Ферм, но занимал господствующую возвышенность и потому оказывал упорное сопротивление целых десять дней. Осадная артиллерия Чайки превратила его ворота в решето, частью обрушила стены и башни. За это время пал Ферм, и Федор с радостью сообщил защитникам города об этом, предъявив им македонских посланников, прибывших к нему с этим радостным известием. Защитники города ответили яростной вылазкой, уничтожившей половину метательных орудий.

Узнав о том, что произошло, он выбежал посреди ночи из шатра и явился на позиции артиллеристов, но застал лишь пожарище, на том месте, где еще недавно находились его лучшие катапульты.

— Эти эллины никак не хотят умирать, — в ярости крикнул Федор и, увидев подле себя Бейду и Кумаха, заявил, — мы немедленно идем на приступ. И клянусь богами, это будет последний приступ для этого проклятого города.

Пехотинцы Карфагена приступили к стенам, и с боем прорвались сквозь бреши в стенах, которые защитники успевали каждый раз почти восстановить за ночь после обстрела. На этот раз Чайка не стал ждать, пока взойдет солнце. К рассвету Калидон был превращен в груду развалин и залит кровью. Разъяренный Федор сам вел своих бойцов в бой и, захватив центральные кварталы, приказал казнить всех старейшин, а город предать огню, запретив даже грабить.

Спустя день к нему прибыл посланник с письмом от Ганнибала. Он прискакал посреди ночи на коне от самого побережья Этолии, где сейчас стоял флот Чайки в ожидании дальнейших приказов. Ознакомившись с посланием Ганнибала, Федор был удивлен меньше, чем ожидал. После разгрома Этолийского союза ближайшее к месту дислокации экспедиционного корпуса «проблемной зоной», если не считать ахейцев, оставалась Спарта с ее революционными настроениями. Там сейчас властвовал царь Маханид, давний знакомец Филопемена, при упоминании имени которого у ахейского стратега руки в ярости сжимались на мече, а зубы начинали скрежетать. Ганнибал знал об этой ситуации и решил использовать ее себе во благо. Он сообщал Федору, что информация о новом походе должна достигнуть Филиппа сразу после того, как он выдвинется в сторону Фив. На начальном этапе операцию предстояло начать вместе с ахейцами по суше, это не слишком насторожит македонского царя. Но сразу же после начала сухопутного наступления через Аркадию, Чайке предписывалось морем перебросить всю свою армию на Пелопонесс и, высадив десант, двигаться к Спарте, с тем чтобы захватить ее раньше войск ахейского союза. После этого, Федор должен был объявить Спарту собственностью Карфагена.

Закончив читать донесение, Чайка, словно заправский шпион, сжег папирус в огне свечи у себя в шатре и задумался. Чего-то подобного он и ожидал. Конечно, Филипп вряд ли будет рад захвату своими союзниками части греческих территорий, но и к войне между ними это также вряд ли приведет. «Грецию они как-нибудь поделят, — решил Чайка, рассматривая пламя догоравшей свечи, — Филипп уже спит и видит себя хозяином Афин. И, если это ему удастся, да еще с нашей помощью… То насчет Спарты он возражать не будет. Даже если захочет, то придется смириться — будет уже поздно. Да и насчет Афин еще тоже не все так ясно. Пообещать-то помощь мы можем, а как оно повернется, знают только боги и… Ганнибал. Я ему не судья. В конце концов, наше дело маленькое, — приказали захватить Спарту, захватим. А там, как карта ляжет».

Федор вышел из шатра и приказал адъютанту вызвать к себе немедленно Филопемена. Прежде чем вернуться обратно, он скользнул взглядом по лагерю, тонувшему в предрассветной дымке. За частоколом виднелись развалины Калидона, напоминавшие обгоревший скелет морского чудища из мифов.

Вернувшись в шатер, Федор отпил вина из кувшина и, в ожидании стратега ахейцев, продолжил свои размышления. Хотя сейчас Спарта была уже не той силы, что лет триста назад, и, вместо гегемонии надо всей Грецией, мечтала лишь о сохранении своих границ, но и вовсе со счетов ее сбрасывать было нельзя. Брожения там шли последние лет тридцать, но этот полис переживал, можно сказать, новое рождение, вынашивая революционные идеи. Спарта периодически воевала с Ахейским союзом, то отрывая от него куски, то отдавая их назад после поражений. И, если дать Маханиду укрепить свои позиции, то для ахейцев и многих других это могло кончиться плохо.

Царь Филипп пытался и здесь распространить свое господство, но если раньше ахейцы, как могли, противостояли его попыткам, то теперь сдались на милость македонцев в расчете на их военную помощь против неслыханных изменений. Однако Ганнибал решил сыграть свою партию. Филипп, мечтавший о всегреческой гегемонии, уже выступил в поход вдоль этолийского побережья на Фивы и не собирался распылять свою армию на два фронта. Покоренную в недавнем прошлом Спарту, он не считал сейчас опасным союзником в отличие от ахейцев, постоянно страдавших от ее выпадов. Один из таких выпадов произошел буквально на днях. Армия Маханида напала на приграничный аркадский город, ограбила его и выжгла дотла, прежде чем вернуться назад. «Это может сыграть нам на руку», — подумал Федор, глядя, как поднимается полог шатра, после сообщения часового.

Идею предпринять немедленное наступление на Спарту с попыткой захвата столицы Филопемен воспринял с воодушевлением. Мгновенно исчезло все недоверие к карфагенскому военачальнику. Ахейского стратега даже не смутил намек Федора на то, что это не приказ Филиппа, а его собственная инициатива.

— И когда мы можем начать это наступление? — поинтересовался Филопемен, в глазах которого уже горел огонь предстоящих битв.

— Я отправил гонцов к Филиппу с сообщением о том, что наш флот завтра переправится на другую сторону Коринфского залива и высадит там армию для сухопутного наступления на Лаконику через Ахаю и Аркадию.

— Это хорошо, — кивнул Филопемен, попавшись на удочку и неожиданно решив за Федора главную проблему, — но по суше до Спарты путь не близкий и шпионы Маханида узнают о нашем продвижении. Он сумеет подготовиться. А что если отправить морем часть армии и высадить ее в союзной Мессении или…