Читать книгу "Последний брат - Лев Соколов"

Ипатий улыбнулся.

— На некоторое время мне пришлось обратиться посланцем иноземного торгового дома. Я ездил торговать в хуэреземский Гургандж, а по пути два раза лично передавал твоему деду слово императора и говорил с ним о тебе. Твой дед — старый ветеран. Ураха он не любит самого по себе, как нарушителя священного закона и молодого выскочку. Ну а за то, что Урах поднял руку на его единственного внука… Не сомневайся, Амар. Другое дело, пока все надо делать тайно, и когда все случится, подозрение, конечно, первым падет на твоего деда. Время открытой борьбы еще не пришло.

— Карта при тебе, Ипатий? — спросил император.

— Самая точная, — кивнул патрикий, извлекая из под накидки сверток, — дописывал сам, во время поездок, самолично. У Тюлке точно такой же с неё список.

— Ну, показывай, — велел император.

Ипатий подошел к столику рядом со скамейкой, раскатал на нем свиток.

— Смотри Амар, и крепко запоминай маршрут, которым тебя повезут. Мой конвой доставит тебя вот сюда, и здесь, на границе передаст муголам. Это определит дальнейший путь, потому что отсюда и вот до этого места на твоем пути в Мугольский улус развилок быть не может. С торной дороги твои провожатые не сойдут. Но дальше всех вариантов мы уже не учтем… Потому на этом отрезке тебя и встретят. Вот здесь — примечай знак. И укладывай в голове путевые приметы, о которых я тебе расскажу…

Трое в галерее еще некоторое время совещались у стола, обсуждая подробности и изучая карту. Ипатий рассказывал, повторяя по несколько раз путевые приметы и подробности. Амар впитывал, склоняясь над картой. А император куда чаще чем на карту, смотрел на лица собеседников.

— Мне бы только с людьми деда не разминуться… — Надежда и сомнение попеременно оставляли свой след на обычно невозмутимом лице Амара.

— Земля велика, — ответил Ипатий. — Но нитки дорог сокращают варианты. Мы подобрали хорошее место. Не бойся, за этот план я отвечаю тебе своим словом.

— Больше чем словом, — вмешался император. — За этот план, Амар, Ипатий отвечает тебе своим родом. Ведь твоя контуберния, Амар, поедет с тобой. А значит, и сын твой, Ипатий, поедет с Амаром.

Амар искоса глянул на Ипатия, лицо которого не выражало никаких чувств.

— Так что, Ипатий… — Император пытливо смотрел на Ипатия. — План по-прежнему хорош?

— Он по-прежнему хорош, василевс, — поклонился Ипатий.

— Отрадно это слышать.

— Не стоит их посылать со мной, василевс! — горячо воскликнул Амар. — Это мой путь и мой риск — не их.

— Стоит, Амар. — Василевс оперся о столик. — Это не прихоть. Сама судьба распорядилась, что с тобой в контубернии оказался сын знатного патрикия. Я посылаю твою контубернию как маленькую свиту, как раз для того, чтобы муголы раньше времени не завязали тебя в мешок и были принуждены соблюсти некоторый внешний этикет. Послам Ураха я сказал, что свита проедет с тобой часть пути по мугольской земле для того, чтобы они не убили тебя рядом с моей границей. Чтобы если это произойдет, то пусть случится глубоко на мугольской территории, и мои руки перед всем светом окажутся чисты. А на деле это дает некоторую свободу действий и шанс убежать прежде, чем твоя свита повернет обратно. Вот почему в свите нужен человек из знатного рода. Это придержит руки муголов, если они вдруг захотят поторопиться.

— Не надо моих друзей, василевс, — тихо сказал Амар. — Неужели у тебя не найдется какого-нибудь знатного бесполезного дурака, которого не жаль?

— Не найдется, Амар. — Покачал головой Диодор. — Я таких отдалял от трона всю свою жизнь. И те, что еще остались, либо уже далеки, либо еще слишком сильны, чтобы я их мог так послать на риск.

— Мои друзья уже знают? — спросил Амар.

— Что поедут с тобой? Узнают, когда мы выйдем к ним. Но что действительно должно произойти, они ведать не будут.

— Почему? — вскинулся Амар. — Как же им не сказать?!

— Потому что всю дорогу им придется ехать бок о бок с мугольскими убийцами, — сухо объяснил император. — И если сказать, то придется твоим друзьям делать вид, что они ничего о том не знают. Я не уверен, смогут ли. Их ведь учили быть воинами, а не лицедеями. А этот труд требует не меньшего искусства, чем махать мечом. Даже тебя я посвящаю лишь потому, что без того не обойтись. Тебе придется быть лицедеем за всех. Итак, ты ничего не скажешь им, Амар. Таков мой приказ. Потому что теперь это не только твоя тайна. Я рискую вместе с тобой. Рискую судьбой моей державы, чтобы спасти тебя. Потому что если тебя схватят, и Урах прознает о моем участии, то не миновать большой войны.

— Даже если меня схватят, я ничего не скажу о тебе, василевс.

— Это ты просто не знаешь, как умеют развязывать языки заплечных дел мастера. Если попадешься, и брат вздумает тебя пытать, прежде чем убить, ты скажешь все, Амар. Поэтому — не попадись. И молчи! Даже друзьям молчи.

— Целесообразность? — горько промолвил степняк.

— Целесообразность, Амар. Для своего блага, для их блага и блага ромейской державы. Для них ты просто тихо исчезнешь во время одной из стоянок, и пусть кони людей твоего деда несут тебя прочь. Пусть твои друзья ищут тебя вместе с муголами — тем достовернее будет все выглядеть. Пусть вернутся домой в недоумении. А истинная судьба твоя пусть для них останется пока неизвестной. А теперь… — Император хлопнул в ладоши, и в конце галереи как тень возник бритый служитель. — Тебя проводят к твоим друзьям, Амар. Ешь, пей, веселись. Если сможешь, и как сможешь. Не удивляй друзей хмурым видом. Я скоро выйду к вам. Иди.

Амар поклонился и со смятением в глазах пошел вслед за служителем.

Ипатий с улыбкой проводил его взглядом. Но как только скрылся Амар и стихли его шаги, улыбка сползла с лица патрикия, и он, не заботясь о роскошных одеждах, сполз на колени перед Диодором.

— О, пощади меня! Пощади мой род, василевс! Сына моего пощади!

— По-прежнему хорош ли план, Ипатий? — хмуро спросил император. — Ничего нового не хочешь мне открыть, пока время еще есть? Не сбился ли ты с пути, гуляя в бескрайних чужих степях?

— Я верен тебе, василевс, и план так хорош, как только может быть — горячо зашептал Ипатий. — Но превратности… О, оставь моего сына, василевс. Или позволь мне поехать вместо него!

— Для державы в военном школяре, без малого молодом воинском начальнике, ценности меньше, чем в таком опытном дипломате как ты, Ипатий, — очень мягко сказал Диодор. — И в конце концов, разве он не солдат? Чем же он лучше прочих? Он получит приказ и поедет. Даст бог, вернется. А ты, Ипатий, коли так любишь сына… Не приказчик я тебе в личных делах. Но советую. Он сейчас здесь, рядом. Помирись с ним. Лучшего времени, может, и не будет. Свою судьбу никто не ведает… А теперь встань, и идем.

* * *

Стол был хорош, особенно после сытной, но однообразной школьной кормежки. И если что слегка и портило угощение, так это лишь присутствие комеса Феофилакта. Потому что, хоть и не плохой он человек, но при непосредственном начальнике и шутки, и разговоры, и смех, знают меру, и полной свободы нет. Наверное, поэтому они так мало говорили о внезапно всплывшем высокородии Амара, кроме нескольких общих фраз (Амар-то наш!… Оказывается… Д-аа!…). Это ими было отложено для своего, узкого круга. Зато охотно обсуждали поединки, ошибки и правильные решения, и как им показались этериоты. Похвалили секироносца Мешу, порадовались, что их миновал великан-Тугарин, похвалили себя, — куда же без этого… Тут и Феофилакт, опытный воин, сказал много толкового и по делу, и за столом стало посвободнее. Трофим как раз расправился с ломтем свинины, и соблазнившись примером смачно чавкающего Тита, ухватил в рот печеное яблоко с корицей, когда дверь трапезной открылась, и слуга пропустил внутрь Амара и Юлхуша. Оба прошли к местам за столом, и принялись за трапезу. Трофим окинул Амара внимательным взглядом. Вид у того был какой-то очень… собранный. Но расспрашивать при Феофилакте опять же не хотелось. «Спрошу потом», — решил Трофим.