Читать книгу "Повелитель звуков - Фернандо Триас де Без"

— Экзаменаторы только и говорили, что о тебе, парень… — сообщил здоровяк. — Думаю, меня они даже не слушали. Они как один твердили, что твой голос — лучшее, что им доводилось слышать за последние годы… Черт побери, тысяча поздравлений, парень! В твоем-то возрасте! Ха-ха-ха!

Он расхохотался и наградил меня шлепком по спине, таким сильным, что я едва удержался на ногах. Вслед за этим последовал новый взрыв хохота.

— А знаешь, мы будем учиться с тобой на одном курсе.

Юношу звали Дионисий Хольфельд. Он проучился три года в музыкальной школе в Регенсбурге, и теперь ему предстояло доучиваться еще два в Мюнхене.

Я все время задаюсь вопросом, какая причина побудила Дионисия Хольфельда, с которым я сдружился, как ни с кем в этой жизни, подойти ко мне в тот день. Вы, наверное, подумали, святой отец, что он проникся ко мне симпатией из-за моего юного возраста или в нем взыграли чувства старшего брата? Нет, ничего подобного. Дионисий жил ощущением момента и радовался каждому прожитому дню, как последнему. Он смеялся над собой, над другими, надо всем миром, но спроси его: «Почему ты смеешься?» — он непременно бы ответил: «Не знаю». Смех был частью его натуры. Он принимал решения не думая, по мимолетной прихоти, ему были чужды переживания других людей. Он был живым воплощением беспечности, вечной радости, отрицающей существование смерти. Нет, он не был бессердечным, но заботы внешнего мира его просто не интересовали. Таков был Дионисий, человек, который, казалось, вот-вот взорвется от переполняющего его хохота. Он обладал сильным проникновенным голосом, исполненным самого глубокого драматизма. За те два года, которые Дионисий провел со мной в консерватории, он почти не появлялся на занятиях. У него было все, что нужно певцу; его диапазон в два раза превосходил необходимый, но самое поразительное, что это его нисколько не заботило. Он пользовался благосклонностью судьбы, чтобы жить не думая о завтрашнем дне.

Дионисий проводил меня до дома:

— Эй, приятель, ты уже видел здешних сопрано и меццо? Ах, женщины! Признаюсь, во многом благодаря им я подался в певцы. У тебя может быть столько женщин, сколько пожелаешь. И жениться не нужно!!! Ха-ха-ха!!! — Его открытый рот напоминал рог изобилия, из которого сыпались слова вперемешку со смехом. — Женщины, женщины! Что за отвратительные создания! Ведьмы! Но без них нам не обойтись! Хуже всего, что они и сами знают об этом! Ха-ха-ха! Поэтому быть оперным певцом — это то что нужно! Ты можешь работать с женщинами, волочиться за ними, спать с ними, и они тебе только спасибо скажут! Я имею в виду прежде всего хористок! Они самые доступные, блудливые как кошки… Ха-ха-ха! Хористки мечтают о тенорах, баритонах и басах! Ладно, ты еще слишком юн, но я научу тебя волочиться за дамочками. Ты живешь здесь с родителями? Нет? Великолепно! Я тоже! Ха-ха-ха! Я снимаю комнату, так что у меня есть крыша над головой, и я свободен как ветер. Я тот, кто тебе нужен, парень! Я научу тебя, как соблазнять женщин не влюбляясь в них! Ох, смотри у меня! Ты же не собираешься влюбляться? Нет? Я очень рад! Ха-ха-ха! Многие восторженные мечтатели убеждены: для того чтобы заполучить тело женщины, нужно завоевать ее сердце. Ха-ха-ха! Чушь! Может быть, двести лет назад этот фокус и действовал, но сейчас — нет! Так что выкинь эти бредни из головы! Заруби себе на носу, Людвиг, любви не существует! Любовь — это ложь, выдуманная женщинами, чтобы подчинить себе мужчин, которые желают затащить их в постель! Ха-ха-ха! Нет, я неудачно выразился. Любовь — это налог на постель, который вынуждены платить мужчины за право переспать с женщиной… ха-ха-ха! Никогда не забывай об этом, парень! Женщина нужна на одну ночь, не больше! Это как пушка: выстрелил один раз и ушел! Прощай, дорогая! Если ты будешь ждать от них большего, потеряешь все! Даже не пытайся. Господь дал тебе мозги, так пользуйся ими, не будь простофилей… Ха-ха-ха! Ты ведь не собираешься влюбляться? Вот и славненько! Но не беспокойся, ведь с тобой я, король ловеласов, несравненный Дионисий. Я позабочусь о тебе! Я научу тебя всему! Ха-ха-ха!

30

В тот же вечер, возвратившись домой, я услыхал голоса в гостиной. Тетя Констанция принимала гостей, что на нее было непохоже. К ней пожаловала далекая родственница, кузина, двадцать лет назад вышедшая замуж за кузена баденского курфюрста, что тут же сделало ее аристократкой. И надо признать, она превосходно справлялась с этой ролью. Родственница тети Констанции была одной из тех женщин, которые, не имея от рождения ни титула, ни состояния, добиваются завидного положения в обществе. Она приехала не одна — ее сопровождала дочь Людовика, девушка среднего роста, с бледной кожей, большими карими глазами, маленьким вздернутым носиком и тонкими губами. У Людовики были длинные тонкие пальцы, как у пианистов, хотя они никогда не касались клавиш рояля. Девушка страдала хронической астмой, поэтому всякий раз, когда у нее начинался приступ кашля, она подносила к губам платок, пропитанный солями, который предусмотрительно протягивала ей мать. Услышав эти покашливания, я тут же про себя отметил, что болезнь девушки коренилась не в ее легких. Это непокорный дух рвался и просился наружу.

Людовика и ее мать прибыли в Мюнхен, чтобы заказать свадебное платье у самого модного дамского портного Германского союза. Через восемь недель Людовика должна была выйти замуж за сына графа Ганноверского. Ее мать без умолку болтала, выдавая бесконечный список знатных и коронованных особ, которые обещали почтить свадьбу своим присутствием. Казалось, Людовика ее не слушает. Отсутствующий взгляд блуждал по стенам, картинам, занавескам и, наконец, остановился на мне. Это был взгляд слепца, который просит о помощи, не зная, есть ли кто-нибудь рядом. Лишь иногда, заслышав материнское «Не так ли, Людовика?», она как будто просыпалась, выгибала брови и согласно кивала головой.

Тетя Констанция, как родственница невесты, тоже была приглашена на свадьбу. Тетя ответила вежливой улыбкой, сокрывшей истинное ее состояние. Это приглашение бросало вызов ее тихому размеренному существованию: «На свадьбу! В Баден! В такую-то даль! Зачем?» — читалось в ее глазах. Мыслями она была далеко отсюда. Болтовня кузины стучала в висках как барабанная дробь. Да, святой отец, память возвращала тетю Констанцию на тридцать лет назад, к тем балам, на которых рассыпались в прах ее мечты о любви и счастливом браке. Она, как солдат, что выбрался из пекла сражения и вновь был послан на передовую, снова представляла себя восемнадцатилетней девочкой в белом платье, и сердце ее разрывалось от горя.

Мать Людовики попросила меня сопровождать дочь на прогулке.

— Отправляйся, душа моя, — сказала она. — Тебе нужно подышать свежим воздухом. Доктор говорит, прогулки пойдут тебе на пользу.

Так мы вышли на улицу и пошли по направлению к центру. Я предложил ей осмотреть Фрауэнкирхе. Людовика не возражала, но и не высказала особого желания. Из окна за нами наблюдали. Людовика шла потупив взор. Я шел подле нее, но не мог заглянуть ей в душу. Я спросил, как идут приготовления к свадьбе, на что получил те же скупые ответы и беспомощные взгляды, что и в гостиной тети Констанции. Несомненно, она выходила замуж не по своей воле, но ничем не могла воспрепятствовать этому союзу, ведь на карту было поставлено общественное положение ее семьи. Скрепя сердце, она смирилась с неизбежностью предстоящего брака.