Читать книгу "Слуга праха - Энн Райс"

«Держи глаза открытыми!» — крикнул Ремат.

Когда все пчелы замертво упали на землю, шелковый дракон оказался у моих ног, и я рассек его мечом. Все вновь разразились восторженными криками.

Меня подняли по ступенькам на крышу, откуда глазам открывалась широкая панорама полей, заполненных ликующими толпами. Я поднял руку с мечом и повторил это движение снова и снова, с улыбкой поворачиваясь к востоку, западу, северу и югу. Ответом мне были песнопения и крики. Казалось, меня приветствует весь мир.

«О, как красиво! — воскликнул я. — Как невероятно красиво!»

Но никто не слышал моих слов. Свежий ветерок, коснувшись лица, чуть остудил мучительный жар. Жрицы храма окружили меня и осыпали цветами, и я был препровожден к царскому ложу.

«Ты можешь провести здесь столько времени, сколько захочешь. Я советую тебе поспать», — сказал Ремат.

«Да, хорошо бы, — согласился я. — А как ты собираешься поддерживать во мне жизнь?»

«Я слышу, как бьется твое сердце. Ты не умрешь. У тебя хватит сил выдержать обратный путь. Ты необыкновенно вынослив».

«Тогда приведи ко мне шлюху», — велел я.

Такая просьба обескуражила всех, кто был рядом.

«Ну так что?» — спросил я.

Шлюхи завопили от восторга, когда я поманил их к себе. Но я, конечно, не мог сделать что полагается и просто обнял каждую, взглянул в обращенное ко мне благодарное личико, запечатлел на маленьких губах отравленный поцелуй, а потом в полуобморочном состоянии оттолкнул от себя, дабы они поскорее стерли с губ яд. Меня разбирал смех, но я сдерживался и не раскрывал рта.

Празднество продолжалось всю ночь, но я спал и не был свидетелем песнопений, танцев у костров и множества других вещей.

Я спал. Спал стоя, прислонившись спиной к стене, чтобы не упасть, с открытыми глазами, которые заново подкрасили золотом — так, чтобы я не смог их закрыть. И все же я спал.

Казалось, мир сошел с ума. Время от времени я просыпался и видел отблески пламени и танцующие тени. Иногда до меня доносился шепот или другие звуки, а порой я слышал топот чьих-то ног и ощущал прикосновение человеческих рук.

Однажды мне почудилось, что я вижу царя, танцующего внизу. В окружении женщин он исполнял странный медленный танец, то и дело церемонно поворачиваясь, вскидывая руки и отвешивая поклон в мою сторону. Но от меня в тот момент ничего не требовалось. Затвердевавшее золото прочно закрепило улыбку на моем лице, и только смеясь, я ощущал слабую дрожь собственной плоти.

Когда назавтра в полдень мы отправились обратно во двор Эсагилы, я уже точно знал, что умираю. Я с трудом двигался. Не снимая с меня длинных шелковых одежд, дабы скрыть это от окружающих, мои спутники старательно втирали золотой состав мне в колени, пытаясь сохранить их гибкость. Сам я не чувствовал усталости, но был потрясен тем, что видел перед собой.

Мы подошли к воротам и вступили во двор, где, как предполагалось, будет прочитана великая поэма о начале начал, после чего разыграют свое представление актеры. Внезапно меня охватила печаль, великая печаль и смущение. Что-то было не так.

И, словно услышав мои мысли, все вдруг изменилось и встало на свои места. Я узнал голос отца. Вместе с братьями он пел:

…сделаю то, что люди будут дороже чистого золота,

и мужи — дороже золота Офирского…[23]

Я прислушивался изо всех сил, пытаясь отчетливее различить дорогие сердцу голоса.

Так говорит Господь помазаннику своему Киру:

Я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы…[24]

«Повернись и посмотри на них, бог Мардук, — сказал Кир. — Твой отец поет от всего сердца».

Я обернулся, но не увидел ничего, кроме моря машущих рук, мелькания гирлянд и дождя из цветов. Но я явственно слышал пение отца:

Я пойду пред тобою и горы уровняю…

и отдам тебе хранимые во тьме сокровища

и сокрытые богатства, дабы ты познал,

что Я Господь, называющий тебя по имени,

Бог Израилев…[25]

Пение, сопровождавшее нас до самых дверей храма, сменилось громкими криками: «Мессия! Мессия! Мессия!» В ответ Кир улыбался и приветственно махал рукой. Наконец настало время коронации.

Нам помогли сойти с колесницы, а затем и с повозки и повели по ковру из цветов, устилавшему ступени бесконечной лестницы грандиозного зиккурата Этеменанки. Ворота оставили распахнутыми, и там, на самом верху, мы будем открыты взорам даже тех, кто наблюдал за церемонией издалека. Я думал, что умру раньше, чем преодолею столь долгий подъем. Не видя, что ожидало нас впереди, я не сводил глаз с золотых ступеней, и мне вспомнилась лестница в небеса со снующими вверх-вниз ангелами, которая предстала во сне Иакову.

И вот наконец, когда мы достигли вершины, созданной богом и для бога, мне вручили корону. К тому моменту я потерял контроль над собственными конечностями. Все мои чувства притупились. Я улыбался, потому что это не составляло труда, но когда я поднял тяжелую персидскую корону, чтобы возложить на голову царя, мои уставшие руки пронзила острая боль.

«А теперь позвольте мне умереть», — попросил я в полном изнеможении, чувствуя боль во всем теле и такую ломоту в коленях, что я не мог стоять без посторонней помощи.

В обращенных ко мне глазах Кира читалась любовь, лицо было торжественно-серьезным. Во всем его облике чувствовалась безграничная жажда власти. Вот я и увидел в нем безумие, хоть немного присущее всем царям.

Жрецы, видимо, поняли мое состояние. Незаметно приблизившись ко мне, они принялись старательно, слой за слоем, наносить свежий состав, и вскоре я вновь смог шевелить руками и ногами и ощутил небольшой прилив сил.

«Держи глаза открытыми, — шепнул Ремат и повторил: — Держи глаза открытыми».

Я повиновался. Нас проводили вниз, во двор. Празднество продолжалось много часов. Помню, поэты читали стихи, а царь ужинал вместе со знатью. Я тем временем словно окаменел и сидел, глядя на все это широко открытыми глазами, ибо теперь они вообще не закрывались.

«И зачем они наложили новый слой золота? — подумал я. — Он смягчил мне только веки».

Я перевел взгляд на свои руки, покоившиеся на столе, и в голову пришла новая мысль: «Мардук, я ни разу не обратился к тебе».

«Я не был нужен тебе, Азриэль, — услышал я его голос. — Но все это время я рядом с тобой».

Наконец все закончилось. Тьма окутала землю. Свершилось. Царя короновали, Вавилония стала частью Персии. Горожане, праздновавшие за пределами дворцовых и храмовых стен, вдоволь нагулялись, да и те, кто веселился внутри, неустанно пили и пели.