Читать книгу "Шакалы - Николай Леонов"

Крячко болтовню за спиной не слушал, смотрел на дорогу. День был воскресный, машин на улице было немного, через пятнадцать минут они припарковались, договорились, что Крячко вернется через три часа, и он, осуждающе глянув на Марию, укатил.

Когда они вошли в квартиру и Гуров знакомил Марию с супругами, Юлией и стоявшим чуть поодаль Алентовым, неожиданно возникла короткая пауза. Гуров почувствовал легкий озноб, возникающий у него в момент опасности, сосредоточился, из галантного гостя превратился, точнее, вернулся в привычную шкуру сыщика. Он отметил, как Юрий Карлович без надобности поправил галстук, вытянулся и напрягся и без того статный Алентов, зло прищурилась Юлия и чуть растерянно заулыбалась хозяйка Нина Дмитриевна. Гуров перевел взгляд на Марию и в тот момент увидел, как она красива, понял, что секундное замешательство вызвано именно ее появлением. Умелый макияж, подчеркивающий высокие скулы, мерцающие из-под удлиненных ресниц глаза, старомодная прическа, когда волосы подтянуты, уложены в тугой узел и обнажают шею, облегающее, простого покроя, видимо, безумно дорогое платье, не обнажая, подчеркивало изящество и сексуальность женской фигуры, простые туфли на очень высоком каблуке – все это вместе создавало образ женщины из другого мира. Казалось, она пришла из прошлого века, сошла со старинных фотографий, гравюр и картин, заглянула в сегодня мимоходом, из чистого любопытства.

Гуров, который привык в любом обществе находиться в центре внимания, сейчас почувствовал, что он лицо лишь сопровождающее.

– Простите, Мария, вы та самая… – произнесла, слегка запинаясь, хозяйка. Актриса простодушно улыбнулась, взяла Нину Дмитриевну под руку и смешливо заговорила:

– Дорогая Нина Дмитриевна, если вы имеете в виду Марию Стюарт, то я другая. – Глянула на Алентова: – Поручик Ржевский, вольно. – Перевела взгляд на Юлию: – Милая, у меня к вам сто вопросов и одна просьба. А о такой блузке я мечтала всю жизнь. – Она внимательно посмотрела на хозяина, четко разделяя слова, сказала: – Вот как выглядит магнат и повелитель Юрий Карлович Горстков? Интересно. Учтите, я вас не люблю.

– За что? – Хозяин расправил могучие плечи.

– Поднесете рюмку – объясню.

Начался обед, Мария категорически заявила, что шампанское пили в прошлом веке и только в романах, лично она предпочитает водку и не из мензурок, а нормальными стопариками. Она рассказала Алентову на ухо анекдот о поручике Ржевском, анекдот настолько неприличный, что лицо молодого политика покраснело. Но Юлия отнюдь не приревновала, так как уже обменивалась с Марией репликами о нарядах, фасонах, в основном на французском языке.

Мария лихо выпила стопку водки, глянула на хозяина, зло прищурилась и спросила:

– Господин магнат, знаете, что самое страшное в выпивке? – Пока Горстков конструировал ответ, актриса повернулась к хозяйке: – Обожаю кулебяку, но мне такой в жизни пробовать не приходилось.

– Самое страшное в выпивке – это похмелье, – сказал уверенно хозяин.

– Не угадали, с вас миллион, разумеется, в долларах, – искренне рассмеялась Мария. – Перерывы! – И указала на пустую стопку. – Самое страшное – перерывы.

Горстков хохотнул, разлили по второй, и спросил:

– Так за что же вы, Мария, меня не любите?

– Я сызмальства завистливая, если у кого чего есть, а у меня того нет, ночами не сплю, – говорила она тоном базарной торговки. – Вон Юлия моложе меня на червонец с лишним, значит – стерва. За Ржевским девки табуном ходят, я такое влет определяю, могу зарезать. У моего, – она кивнула на Гурова, – пистолетов не сосчитать, да еще наручники имеются. Он меня на ночь к батарее пристегивает, а то жила бы я с таким. Между нами, я однажды, когда он брился, сзади с ножом подошла, так мент поганый чуть мне руку не оторвал, всех моих поклонников изничтожил. А вы, хозяюшка, – Мария взглянула на Нину Дмитриевну, – на меня ангельски не смотрите. Я вам кулебяку, эти маринованные грибочки в жизни не прощу.

Это был театр одной актрисы. Все, включая Гурова, смотрели на Марию завороженно.

– А об вас, уважаемый, говорить не стоит. К тому же я женщина нервная, а ножи на столе лежат вострые. К слову, ты мне мильен проиграл, а я ничего не вижу.

– Я в доме таких денег не держу, чек возьмете? – спросил Горстков.

– Нашел дурочку, ты бы меня еще к Мавроди послал, накопишь – отдашь. Хозяева, мы будем пить-есть или разговаривать? У меня сегодня спектакля нет, завтра тоже, ну, Гуров, держись.

Выпили, заговорили. Гуров заметил: лишь первую стопку Мария махнула целиком, затем споловинила, последующие незаметно сливала в пустой фужер. Когда подали кофе, Мария поднялась, и если бы Гуров точно не знал, что она абсолютно трезва, то поклялся бы, перед ним пьяная женщина. Притом Мария не качнулась, не улыбнулась глуповато, речь у нее была по-прежнему четкой и ясной. Но пьяная она, хоть режь, пьяная.

– Юлия, я на правах старшей по возрасту, к тому же гостьи, командую. Кофе будем пить у тебя, вдвоем, потрепаться хочется. У хозяйки дела, мужики для серьезного разговора люди бесполезные, пойдем к тебе, посплетничаем.

Юлия в гостью просто влюбилась, даже красота Марии не явилась помехой. Девушка поняла, что актриса к своей внешности и популярности относится спокойно, порой насмешливо. Юлия схватила Марию за руку, увела в свою квартиру.

Горстков пригласил мужчин в кабинет и, расправив мощные плечи, повернулся к Алентову:

– Ты, Николай, мил человек, девчонке предложение-то сделал?

– Нет, Юрий Карлович, раздумываю, – ответил Алентов. Он был далеко не робкого десятка.

– Над чем раздумываешь? Если любишь, думать не о чем, коли нет – опять же раздумья ни к чему.

– Меня положение будущего тестя смущает. Я не молвы боюсь, мол, на деньгах женился. – Алентов подошел к открытому бару, налил себе рюмку виски. – Велики вы больно, сильны, а я человек с норовом, самостоятельный, ни у кого на поводу ходить не желаю.

– Врешь. У Дубова вторым номером ходишь. Однако ответ уважаю. Если душа лежит, медлить не рекомендую. В любви без драки и риска не обойтись. А девчонку следует в руки взять, держать на дороге, а то в жизни узких тропиночек не счесть. Будь другом, плесни мне пятнадцать капель.

Алентов налил две рюмки.

– Видите, уважаемый Юрий Карлович, вы для меня сегодня еще никто, а уже «не рекомендую», «следует», а я такие слова не люблю.

– Это я – никто? – Горстков плеснул виски в рот, словно в раковину. – Я для тебя на всю жизнь – Горстков Юрий Карлович, даже если ты Президентом станешь. Сопляк! Вы, интеллигенты, в семнадцатом Россию просрали, на растерзание кинули. Сегодня рупь на четверых поделить не можете. Так вас коммуняки, имея на руках грошей несколько, в июне в жопу засунут. – Он махнул рукой, продолжал спокойно: – Прости, Николай, жениться тебе, не мне, ты решай. А в жизни, глядя на вас, душа болит! Ребята, ведь Россию делите-то, а у вас сплошь амбиции да попреки, словно на базаре. Ты, Коля, на меня зла не держи, я к тебе по-доброму отношусь, иначе и разговора бы не было. Сходи пока, супружнице помоги, нам с Львом Ивановичем парой слов перекинуться необходимо.