Читать книгу "Законы высшего общества - Арина Холина"

Маркиз был старше ее на двенадцать лет, и юная Римма появлялась в рекламе покрышек, за что ее полюбили почти все итальянцы — резину она рекламировала в купальнике.

Благодаря маркизу у Риммы появился диплом ювелира, мастерская и связи по всей Италии — особенно близкие с семьей Берлускони.

В Москву Римма вернулась пять лет назад, овдовев — маркиз разбился на машине — и отсудив хорошенькое наследство у благородного семейства. В Москве Римма стала настолько богатой, что даже полюбила ненавистный ей город — она с одинаковой страстью не выносила Нью-Йорк и Москву. За последний год она всего пару раз срывалась в поместье, унаследованное от итальянца.

С Риммой Настя познакомилась в Италии, на съемках у маэстро. Настю Римма сразу же полюбила немного странной, с лесбийскими нотами любовью, но ни разу не выдала ни одного двусмысленного намека. Возможно, все дело в том, что Римма не дружила, а брала в рабство — зачисляла в свиту поклонниц, нахлебников и просто богатых бездельников, которым нечего делать.

Настя тогда была худой, бледной и до того уставшей от каприз маэстро и взбрыков Ильи, что просто не имела сил противиться напору энергичной Риммы, которая всех усаживала в лимузин и возила от Рима до Лигурии по всей Французской Ривьере с заездом в Монако — такой у нее был тогда ритм.

Римме нравилось представлять Настю как русскую актрису, фаворитку маэстро, любоваться ее нерусской тщедушностью, как ей тогда представлялось, модными кругами под глазами — на фоне загорелых пляжных красоток — и некоторой Настиной артистической отрешенностью.

Она кормила Настю омарами, выталкивала ее на пляж, ругалась с маэстро, с которым обращалась так, словно он ее брюзгливый, выживший из ума дедушка, называла Настю Птичкой и заставляла ее кокетничать с какими-то гонщиками, друзьями мужа.

Поначалу Настя Римму возненавидела, пряталась от нее, не отвечала на звонки, но вдруг случилось озарение — она узрела истину. Истина открылась Насте в душевой кабине — невыспавшаяся, уставшая после телефонного скандала с Ильей, Настя лениво терла мочалкой тело и вдруг поняла, что щедрая жизнь предлагает ей удивительные возможности — даром, просто так. Она, типичная русская страдалица, может стать частью совсем другого мира — такого, в котором люди не знают счета деньгам, в котором они окружены всем самым лучшим, мира, в котором все друг друга любят — лишь потому, что не любить — утомительно и скучно, мира, в котором сумасшествия не стесняются, а подчеркивают его, гордятся.

И Настя разбежалась, подпрыгнула и грохнулась в эту затейливую жизнь. Они катались на яхте. Летали на частном самолете — о таких Настя в те времена и не слыхивала — на Риммин день рождения в Лондон. Пьянствовали с Гальяно. Обедали с Вивьен Вествуд. Смотрели кино у Стинга и Труди. Наслаждались барбекю с четой Берлускони, он Настю щекотал и называл русской красавицей.

Выплясывали в Каннах с Брюсом Уиллисом.

Это была подарочная жизнь — такая же яркая, золотистая, нарядная, как глянцевая упаковка… и немного одноразовая.

Из Италии Настя вернулась совершенно счастливой, другой, новой, прозревшей и всяких глупостей — развода, зависти, плохой погоды — не замечала.

Римма научила Настю тому, за что та всегда будет благодарна своей русско-итальянской учительнице. Она научила ее ценить каждый день своей жизни.

Под конец съемок не только Настя, но и вся банда были в буквальном смысле измождены вредностью режиссера: он по три раза в день переписывал со сценаристами эпизоды, неделю торчал у себя в фургоне, казалось, он не понимает, что делать, и вообще сомневается, имеет ли смысл снимать дальше, кричал, оскорблял, топал ногами, ругался с продюсерами, называя тех в лицо ослами…

И тогда Настя влюбилась. В одного из гонщиков. С первого взгляда. Гонщик был не против, но его подруга-модель в это время работала в Штатах, и он не хотел, чтобы с помощью прессы за океан просочились порочащие его снимки. Подруга была не просто моделью, а дочкой известного человека, владельца автоконцерна, и они собирались пожениться.

Но и от хрупкой Насти с ее отчаянной русской любовью гонщик не смог отказаться. На людях они вели себя как знакомые. Встречались в доме какого-то друга — приезжали порознь на чужих машинах. Гонщик не скрывал, что ему нужен только секс, а Настя готова была ползать за ним на брюхе и на всякий случай просить прощения — за все.

Наконец Римма отловила ее и заперла у себя в доме. Настя буянила. Била вазы. Пыталась выпрыгнуть из окна. Рыдала так, что закладывало уши.

— Ему же на тебя наплевать, — сообщила ей Римма. — К чему все это?

— Я… — всхлип. — Его… — очередной поток слез. — Люблю… — подвывала Настя.

— Как ты можешь! — расстроилась Римма. — Это же совершенно бессмысленно!

— Не знаю, так получается! — закричала Настя. — Чувствам не прикажешь! Не знаю!

— Детка… — Римма обняла ее. — Это нелепо. Зачем так унижаться? Пойми, даже если он бросит Софию, ничего не изменится. Он будет любить себя, а ты будешь любить его.

— Прекрасно! — буркнула Настя.

— Ну, нет! — расхохоталась Римма. — Пройдет время, и он бросит тебя.

— И что мне делать?! — Настя приложила руки к груди.

— Надо любить себя, — посоветовала Римма. — Когда ты любишь себя, все это чувствуют. Они думают: ну, если она так к себе относится, наверное, для этого есть основания. Ты — загадка. Никто не понимает, что же в тебе такого, за что ты так себя ценишь. А если мужчина знает, что себя ты в любом случае любишь больше его, он тебя ни за что не бросит. У него не получится тебя покорить. Ты же в курсе, что все мужчины в душе — ковбои?

— В каком смысле? — пустив слезу, улыбнулась Настя.

— Для них женщина — что-то вроде лошади, которую следует объездить и спрятать в стойле. Это инстинкт.

— Глупость какая! — усмехнулась Настя.

— Ладно, бог с ними, с ковбоями! — Римма взяла ее за руки. — Но я говорю тебе — надо любить себя и ценить. Выше, чем окружающие. Видела Монику?

Моника была девицей лет тридцати пяти, с девичьей фигурой, немного лошадиным лицом, довольно длинным носом и близко посаженными глазами. Не то что не красавица: лишний миллиметр на носу — стала бы уродиной.

— Четыре брака, восемьдесят миллионов долларов алиментов, — пояснила Римма про Монику. — Дом в Довилле, дом в Марбелью, дом в Лос-Анджелесе, яхта.

— Может, она хороший человек… — опять всхлипнула Настя.

— Ну, она упустила возможность это доказать! — хохотнула Римма. — Человек как человек. А ты, со своей русской жертвенностью, плохой человек, потому что себя не любишь. Моника, может, и переспала бы с этим твоим гонщиком, но он бы уже бросил свою модель и купил Монике лучший автомобиль.

— Почему?! — запротестовала Настя.

— Потому, что она знает себе цену! — отрезала Римма, которой уже надоел этот разговор. — И потому, что она живет сегодняшним днем! Учись жить сейчас, а не заглядывать в будущее, о котором ты все равно ничего не знаешь!