Читать книгу "Короче говоря - Джеффри Арчер"

Когда до поворота оставалось метров сто, из-за угла появилась машина. Нужно было немедленно принимать решение. Давить на тормоз или газ? Он вдавил педаль газа в пол, решив, что другой водитель непременно ударит по тормозам. Он стал обгонять грузовик и, когда оказался впереди, резко вывернул руль, но не сумел избежать столкновения с приближающейся машиной. На какое-то мгновение перед ним промелькнули испуганные глаза другого водителя, который давил на тормоз, но не удержался на покатом склоне. Машина Стоффеля врезалась в защитное ограждение, отлетела на другую сторону дороги и наконец остановилась в зарослях деревьев.

Это было последнее, что он помнил, когда пришёл в сознание пять недель спустя.

У кровати Стоффеля стояла Инга. Увидев, что он открыл глаза, она схватила его за руку, а потом выбежала из палаты и позвала врача.

Когда он очнулся в следующий раз, они оба были около него, но прошла ещё неделя, прежде чем хирург рассказал ему, что произошло после аварии.

Стоффель потрясённо молчал, узнав, что другой водитель умер от мозговых травм вскоре после приезда в больницу.

— Тебе повезло, что ты остался жив, — только и сказала Инга.

— Да, вам, безусловно, повезло, — подтвердил врач. — Ведь через несколько минут ваше сердце тоже остановилось. Счастье, что в соседней операционной оказался подходящий донор.

— Неужели водитель той машины? — спросил Стоффель.

Врач кивнул.

— Но… он же был чёрный? — не веря своим ушам, произнёс Стоффель.

— Да, чёрный, — подтвердил врач. — И, вероятно, вас это удивит, мистер Ванденберг, но вашему телу нет до этого никакого дела. Скажите спасибо, что его жена согласилась на трансплантацию. Если не ошибаюсь, — он задумался, — она сказала: «Нет смысла умирать им обоим». Благодаря ей мы спасли вашу жизнь, мистер Ванденберг. — Он немного замялся и, поджав губы, добавил: — Но, к сожалению, вынужден вам сообщить, что вы получили другие, очень серьёзные внутренние повреждения, и несмотря на успешную пересадку сердца, ваши дела не очень хороши.

Стоффель долго молчал, потом наконец спросил:

— Сколько мне осталось?

— Три, может быть, четыре года, — ответил хирург. — Но только при условии, что вы не будете волноваться.

Стоффель провалился в глубокий сон.

Прошло ещё шесть недель, прежде чем Стоффеля выписали из больницы, но даже после этого Инга настаивала, что ему нужно время, чтобы окончательно прийти в себя. Несколько друзей навестили его дома, пришёл и Мартинус де Йонг, который заверил, что работа в банке подождет до его полного выздоровления.

— Я не вернусь в банк, — тихо сказал Стоффель. — Через несколько дней вы получите моё заявление об отставке.

— Но почему? — удивился де Йонг. — Уверяю тебя…

Стоффель махнул рукой.

— Вы очень добры, Мартинус, но у меня другие планы.

Как только врач разрешил Стоффелю выходить из дома, он попросил Ингу отвезти его в Кроссроудс — он хотел навестить вдову человека, которого убил.

Несколько пар печальных и испуганных глаз следили, как высокая светловолосая белая пара идёт между лачугами Кроссроудса. Они остановились перед небольшой хижиной, где, как им сказали, живёт вдова водителя.

Стоффель постучал бы в дверь, если бы она была. Он заглянул в проём и в темноте увидел забившуюся в угол молодую женщину с ребёнком на руках.

— Меня зовут Стоффель Ванденберг, — представился он. — Я пришёл, чтобы сказать вам — мне очень жаль, что я стал причиной смерти вашего мужа.

— Спасибо, господин, — ответила она. — Необязательно было приходить.

Сидеть было не на чем, и Стоффель опустился на землю, скрестив ноги.

— Ещё я хотел поблагодарить вас за то, что вы дали мне шанс на жизнь.

— Спасибо, господин.

— Я могу что-нибудь для вас сделать? — Он немного помолчал. — Может, вы с ребёнком хотели бы переехать к нам?

— Нет, спасибо, господин.

— Неужели я ничем не могу вам помочь? — беспомощно спросил Стоффель.

— Ничем, спасибо, господин.

Стоффель встал, понимая, что женщину пугает его присутствие. Они с Ингой молча прошли по посёлку и заговорили только в машине.

— Боже, как я был слеп.

— Не ты один, — призналась жена. По её щекам текли слёзы. — Но что мы можем?

— Я знаю, что должен сделать.

И он рассказал жене, как собирается провести остаток своей жизни.

На следующее утро Стоффель приехал в банк и с помощью Мартинуса де Йонга подсчитал, сколько он может потратить в течение следующих трёх лет.

— Ты сказал Инге, что хочешь снять все деньги со своего страхового счёта?

— Это была её идея, — ответил Стоффель.

— Как ты собираешься распорядиться деньгами?

— Для начала куплю кое-какие подержанные книги, старые мячи для регби и крикетные биты.

— Мы могли бы помочь тебе удвоить сумму, — предложил главный управляющий.

— Как? — поинтересовался Стоффель.

— Используя излишек нашего спортивного фонда.

— Но он же только для белых.

— А ты и есть белый, — сказал главный управляющий.

Мартинус замолчал и через некоторое время добавил:

— Не думай, что только у тебя открылись глаза после этой трагедии. И в твоём положении гораздо проще… — Он замялся.

— Проще что? — переспросил Стоффель.

— Заставить других, тех, у кого предрассудков ещё больше, чем у тебя, осознать свои прошлые ошибки.

В тот день Стоффель вернулся в Кроссроудс. Он несколько часов бродил по посёлку, прежде чем нашёл подходящий участок земли, окружённый палатками и лачугами с жестяными крышами.

Хотя участок был неровный, неидеальной формы и не подходил по размеру, он измерил площадку шагами под пристальными взглядами толпы детей.

На следующий день некоторые из этих детишек помогали ему красить боковые линии площадки и ставить угловые флажки.

Четыре года, один месяц и одиннадцать дней Стоффель Ванденберг каждое утро приезжал в Кроссроудс и учил детей английскому языку в неком подобии школы.

Днём он учил тех же детей играть в регби или крикет — в зависимости от сезона. По вечерам он бродил по улицам, пытаясь убедить подростков, что они не должны сбиваться в банды, совершать преступления или употреблять наркотики.

Стоффель Ванденберг умер 24 марта 1994 года, всего за несколько дней до того, как президентом был избран Нельсон Мандела. Как и Бэзил Д’Оливейра, он внёс свой, пусть небольшой, вклад в поражение апартеида.