Читать книгу "Меченные злом - Виталий Гладкий"

Но почему, черт возьми, почему!? Кому-то перешел дорогу? Так ведь работа такая, не впервой. Однако самым интересным было то, что его хотели похитить. Именно так – не убить (чего проще), а похитить! В этом тоже у майора сомнений практически не оставалось.

От большого душевного напряжения усталость и сон будто рукой сняло. Быстро приняв душ и поужинав, Артем вызвал дежурную машину, чтобы ехать в управление. Ему совсем не улыбалась перспектива добираться среди ночи на работу городским транспортом, чтобы еще раз испытать очередное смертельно опасное приключение.

Везение всегда когда-нибудь заканчивается и притом в самый неподходящий момент.

Глава 12

Слежку за собой Саюшкин вычислил уже на следующий день после посещения бара "Волна". Это произошло совершенно случайно – как для него, так и для тех, кто за ним следил. Случайность нередко может разрушить самый замечательный план, который должен приводится в действие весьма квалифицированными исполнителями.

Но двое топтунов, выпущенных на след Лехи верным наперсником содержателя "малины", не были большими профессионалами наружного наблюдения, а потому вполне естественно, что они столь скоро дали маху.

Утром голова Лехи, вследствие угощения Микиты и швейцара Шулики, напоминала потревоженный пчелиный улей. Ясность мыслей не появилась даже тогда, когда он выпил холодной минералки. Симптомы были тревожными и даже болезненными – к голове Саюшкин боялся дотронуться – а потому, глядя затуманенным взглядом на лохматого, заросшего щетиной хмыря, пялившегося на него из глубины старого облезлого зеркала, он показал ему язык и послал куда подальше. От такой пикировки с безмолвным собеседником ему даже полегчало.

Проснулся Саюшкин поздно. В квартире он был один (Верка завеялась куда-то с утра пораньше), а потому первой мыслью вора стало желание не только потушить похмельный огонь, сжигающий его изнутри, но и перекинуться с кем-нибудь словом. Вода, пусть и минеральная, и зеркало в ванной для таких целей, конечно же, не годились, и Леха, не долго думая, направился в одно весьма примечательное место, которое местные пролетарии облюбовали еще в пятидесятые годы.

Это была агитплощадка, выполненная по указанию какого-то шибко грамотного в исторических науках партийного бонзы в виде миниатюрного римского амфитеатра. Она находилась в крохотном, но густом и очень удачно расположенном скверике – от него было рукой подать до двух винных магазинов и пивного ларька.

Затарившись горячительной продукцией, пролетарии и примкнувшие к ним деградированные элементы, тунеядцы и пьяницы чинно, словно римские патриции, рассаживались на скамьях, поднимающихся уступами, и начинался гудеж, длившийся практически круглые сутки. По счастливой случайности даже общественный туалет, весьма необходимый в застолье, располагался рядом, в том же скверике.

Теперь агитплощадка представляла собой развалины былой благопристойности.

Деревянные бруски, исполнявшие роль сидений, умыкнули – скорее всего, шашлычники на дрова, от металлических поручней остались одни гнезда в бетоне – это уже постарались вездесущие сборщики металлолома, а раковина сцены носила следы многочисленных поджогов и напоминала обугленное решето, заплетенное вьющимися растениями.

Тем не менее, внутри амфитеатра царила просто-таки невероятная чистота. Другой бы удивился – это при нашем всеобщем свинстве! – но Саюшкин знал, что агитплощадку по утрам убирают бомжи. И вовсе не ради высоких идеалов, о которых им когда-то вещали здесь же, со сцены, записные коммунистические агитаторы, или вследствие проснувшегося самосознания, а по причине совершенно прозаической.

Дело в том, что посетители этой "общественной" распивочной считали неприличным сдавать пустую посуду. Чем и занималась небольшая, крепко сбитая группа бомжей.

Чтобы не потерять "клиентов", – кому понравится сидеть среди мусора и дерьма? – а значит и довольно приличный заработок, деклассированные личности создали строго лимитированное по численному составу сообщество и составили график уборок, соблюдающийся с невероятной пунктуальностью и строгостью.

В общем, "Черная кошка" (так прозвали агитплощадку еще отцы современных выпивох) функционировала с завидной стабильность и в любое время года, исключая совсем уж ненастные дни.

Говорили, что свое название этот мини-театр социалистического фарисейства под открытым небом получил буквально на следующий день после открытия. В те далекие послевоенные времена в городе существовало много различных банд, одна из которых называлась "Черная кошка". Какой-то шутник за день до торжественного открытия агитплощадки в ночное время нарисовал углем на свежевыкрашенной белилами ракушке сцены огромного черного кота с усами метровой длины.

С той поры к ней название и приклеилось. Намертво. А черный котище, как его ни уничтожали, регулярно появлялся на ее стенах при всех коммунистических правителях.

День выдался сухим и солнечным, потому "Черная кошка" не пустовала. Высокие трибуны защищали посетителей злачного заведения под открытым небом от ветра, и в амфитеатре было уютно и тепло. Саюшкина встретили приветственными возгласами. Он считался здесь своим человеком.

– Пришоединяйшя, – пригласил его старый шаромыжник Муха, худой и облезлый, как мартовский кот, широко улыбаясь большим беззубым ртом; он шепелявил. – Мы тут азовшкую кильку доштали – пальчики оближешь. Швежего прошола.

– Ты принес пиво!? – обрадовался компаньон Мухи, круглолицый Пятак; у него была абсолютно лысая голова с блестящей кожей шафранового цвета. – Ну, лафа, чтоб я так жил!

– И водку… – Леха поставил на бетонную ступеньку полиэтиленовый пакет с бутылкой водки и немудреной закуской, а также двухлитровый пластиковый баллон с пивом – Этого добра у нас завались. Мы тут самогонкой разжились клевой. Полная трехлитровая бутыль, – вступил в разговор Фигарь, нескладный мосластый тип с неподвижным ледяным взглядом, достающим до печенки. – А вот пиво в самый раз. После тюльки жажда мучит.

Саюшкин немного побаивался этого бомжа, не похожего на других. Впрочем, Фигарь был скорее бич – бывший интеллигентный человек, нежели бездомный бродяга. У него имелась даже однокомнатная квартира – голые стены, колченогие табуреты, стол-инвалид и кровать с панцирной сеткой, застеленная вместо покрывала переходящим красным знаменем победителей соцсоревнований, от времени и грязи ставшим коричневым и лоснящимся.

В свое время Фигарь[1]окончил юридический институт и работал в милиции, но его оттуда с треском выперли за какие-то крупные прегрешения; хорошо, что не посадили. Через некоторое время бывший мент, превратившийся в безработного, спился, от него ушла жена, забрав все ценные вещи и мебель, а соседи перестали подавать руку. Леха не доверял Фигарю и старался встречаться с ним пореже.

Саюшкину полегчало только после второй порции. Пили из хлипких бумажных стаканчиков – дань новому времени. Тюлька и впрямь оказалась выше всяких похвал: довольно крупная, жирная, малосольная, с неповторимым запахом морской свежести.