Читать книгу "Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин"

Она вынула ключ из замочной скважины и застыла в дверном проеме. Каменная лестница парадного, выкрашенная в васильковый цвет, была ярко освещена. Лиза обернулась к Ребусу.

– Ну что ж, – проговорила она, – если вы не хотите кофе, не лучше ли вам просто подняться ко мне…

Позже, когда они уже лежали в постели и ее пальцы бродили по его груди, она объяснила ему, что никогда не видела смысла в долгих любовных прелюдиях, хождениях вокруг да около, когда на самом деле двое хотят только одного – заняться любовью.

Так что она провела его прямо в свою квартиру на втором этаже, а затем в полутемную комнату, разделась и села на постели, подняв колени.

– Ну? – сказала она.

Тогда он разделся и присоединился к ней. И теперь она лежала, раскинув руки над головой и уцепившись за столбики кровати; в свете фонаря, падавшего из окна, очертания ее тела были едва различимы. Ребус провел языком по внутренней поверхности ее ноги, изгибу бедра. Ее кожа пахла жасмином, а вкус напоминал о цветах с еще более пряным запахом. Сначала он чувствовал себя очень неловко. Его собственное тело смущало его; в то время как она – о, она была в прекрасной форме. (Сквош и плавание, сказала она ему потом, плюс строжайшая диета.) Его рука скользила по ее коже, чувствуя каждый изгиб, каждую складочку. Он заметил, что на ее животе кожа слегка увяла, заметил небольшие складки на шее и по сторонам грудей. Ребус выпятил грудь и быстро окинул взглядом собственное тело: на животе еще прощупывались мышцы, но также и избыточный жирок; никакой гибкости, никакого изящества; просто усталое стареющее тело. Сквош и плавание: ему тоже следовало бы заняться спортом, вступить в какой-нибудь клуб здоровья. В Эдинбурге их полным-полно.

Его переполняло желание доставить ей удовольствие. Ее удовольствие стало его единственной целью, и он трудился без устали. В комнате стало жарко. Очень жарко. Они двигались в едином быстром ритме, чувствуя друг друга, угадывая желания друг друга. Когда он нечаянно стукнулся носом о ее подбородок, они оба тихо засмеялись и потерлись лбами. А когда чуть погодя он отправился на кухню в поисках холодильника и глотка чего-нибудь освежающего, она последовала за ним и сунула в рот кубик льда, прежде чем поцеловать его, а потом, ведя по его телу губами и опускаясь все ниже и ниже, встать перед ним на колени.

Вернувшись в постель, они пили ледяное белое вино прямо из бутылки и целовались, а потом снова занялись любовью.

К тому времени напряжение, которое они испытывали поначалу, пропало, и они начали по-настоящему наслаждаться друг другом. Она оказалась сверху, нагнулась над ним, двигаясь все быстрее и быстрее, пока он, обессилев, не откинулся навзничь, закрыв глаза, представляя себе комнату в рассеянном свете, брызги ледяной воды, шелковистость ее кожи.

Или женщина. Оборотень может вполне оказаться женщиной. Оборотень играет с полицией, зная, в чем суть их работы. Женщина? Офицер полиции? На ум пришла Кэт Фаррадэй с ее тевтонским лицом, с ее широкой угловатой челюстью.

Боже, он сейчас здесь, с Лизой, а думает о другой женщине! Его охватило острое чувство вины, ударившее его прямо в живот за секунду до того, как реакция совсем иного рода выгнула его спину и шею, ее руки надавили на его грудь, а ноги крепко обхватили его бедра.

Или женщина. Почему зубы? Ни единой зацепки, кроме этих зубов. Почему? Почему бы не женщина? Почему бы не полицейский? Или… Или…

– Да, да… – хрипло шептала она, и слово, повторенное двадцать, тридцать раз, потеряло всякий смысл. Что «да»? – Да, Джон, да, Джон, да…

Да.

Это был еще один суматошный день – день, который она провела, притворяясь той, кем вовсе не была. Но теперь она снова обрела свободу. Она шла крадучись. Ей начинало нравиться то, как легко ей удавалось скользить между двумя мирами. Ранее тем вечером ее пригласили на вечеринку в Блэкхите. Псевдоэлегантность в стиле эпохи короля Георга, двери, обитые сосновым шпоном, разговоры о ценах на школьное образование, об офисном оборудовании, о процентных ставках и недвижимости за рубежом – и, конечно, об Оборотне. Ее спросили, что она думает по этому поводу. Ее ответ был взвешенным, продуманным, либеральным. Подали охлажденное шабли и изысканное «Шато Монроз» урожая восемьдесят второго года. Не в силах сделать выбор, она взяла по бокалу каждого.

Один из гостей прибыл с опозданием: журналист одной из ежедневных газет. Извинился. Его спросили о том, что будет написано в завтрашних газетах, и он щедро поделился информацией. Сказал, что завтра в одной из заштатных газетенок на первой странице появится заголовок: «ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ОБОРОТНЯ-ГОМОСЕКСУАЛИСТА». Конечно, он-то знает, что это не более чем уловка, попытка поймать убийцу на крючок. Она тоже об этом знает. Они улыбаются друг другу через стол, и она аккуратно наматывает на вилку немного спагетти. Глупее они ничего не могли придумать: Оборотень-гомосексуалист! Она тихонько хихикает, прикрыв лицо бокалом. За столом заводят разговор об уличном движении, винах, о том, как изменился Блэкхит. Блэкхит… Когда-то здесь хоронили умерших от чумы, укладывая трупы штабелями. Черная Смерть. Черная Степь[15]. Все черным-черно. Она тихо улыбается собственной шутке.

После ужина она взяла такси, но, переехав реку, сошла в самом начале улицы, на которой жила. Она намеревалась пойти прямо домой, но, миновав дверь своего дома, продолжала идти вперед. Не следует этого делать, не следует идти туда, но это так приятно, так приятно. И ее игрушке в галерее, должно быть, сейчас одиноко. В галерее всегда так холодно. Так холодно, что Дед Мороз, того и гляди, откусит твой нос.

Должно быть, так говорила мама. Ее мама. Длинные волосы в носу, Джонни, это так неприлично. Или папа, который напевал глупые песенки, не зная, что она прячется в саду. «Чертово искусство», – бубнит она себе под нос.

Она знает, куда нужно идти. Недалеко. Ближайший перекресток. Таких полно в Лондоне. Светофоры да несколько женщин, слоняющихся взад и вперед, останавливающихся в свете светофоров, чтобы водители могли лучше их разглядеть – их ноги, их белые тела. Если водитель опускает стекло, женщины подходят к машине поближе и наклоняются, чтобы обсудить условия. Профессионально, но не так уж осмотрительно. Она знает, что время от времени полицейские предпринимают вялые попытки прикрыть эту лавочку, но знает также и о том, что они – в числе первых клиентов этих шлюх. Вот почему ей опасно здесь появляться. Опасно, но необходимо: ей нужны новые игрушки, а женщины, подобные этим, частенько исчезают, не так ли? Никто ничего не заподозрит. Никто не забьет тревогу. Кому придет в голову разыскивать шлюху в таком квартале? Будет так же, как с ее первой жертвой. К тому времени, как ее нашли, тело сожрали крысы. Крыски попировали на славу. Она снова хихикает и, проходя мимо одной из женщин, останавливается.

– Привет, солнышко, – говорит женщина. – Хочешь поразвлечься?

– Сколько за ночь?