Читать книгу "Поиски абсолюта - Оноре де Бальзак"

— Бедняги разорились; я все, что только мог, предпринимал для их спасения; ничего не поделаешь! Маргарита отказалась от всех законных комбинаций, которые уберегли бы ее от нищеты…

Эммануил, по протекции дяди, назначенный директором коллежа в Дуэ, — и по своим достоинствам вполне заслуживший такое место, — каждый вечер приходил навестить сестер, которые звали к себе дуэнью, как только отец ложился спать. И Эммануил никогда не медлил возвестить о своем приходе тихим стуком дверного молотка. За эти три месяца, встречая одобрение в той ласковой и молчаливой признательности, с какой Маргарита принимала его заботы, он обрел самого себя. Его душа, чистая, как алмаз, излучала ясный свет, силу и постоянство которого Маргарита могла оценить, зная, что их источник неистощим. С восхищением следила она, как один за другим распускаются цветы, аромат которых доносился до нее уже раньше. Каждый день Эммануил осуществлял еще какую-нибудь из надежд Маргариты и в волшебных странах любви зажигал новый свет, пробивавшийся сквозь облака, прояснявший небо и озарявший огромные богатства, до тех пор погруженные во мрак. Чувствуя себя теперь более свободно, Эммануил мог обнаружить прелестные черты своей надежды, прежде скромно таившиеся: экспансивную юношескую веселость, простодушие, каким может наделить только жизнь, посвященная науке, сокровища ума, чуткого и не испорченного светом, невинную шутливость, которая так к лицу юной любви. Еще большее согласие установилось между ними в их чувствах, они вместе заглянули в глубину своих сердец и обрели там одни и те же думы думы, сияющие, как жемчужины, думы сладостные, свежие, как те созвучия, что, по преданию, слышны бывают на дне моря и завораживают искателей жемчуга. Они ближе узнали друг друга, обмениваясь замечаниями, поочередно обнаруживая взаимное любопытство, которое у них обоих становилось восхитительнейшим проявлением чувства. И было все это без ложной стыдливости, но не без кокетливости. Два часа, проводимые с Эммануилом каждый вечер в присутствии сестры и Марты, придавали Маргарите силу, чтобы сносить наступившую для нее жизнь, полную тревоги и самоотречения. Эта наивно возрастающая любовь была для нее поддержкой. В проявлениях любви Эммануила сказывалось очаровательное, врожденное изящество, приятный ум, сообщавший различные оттенки однообразию чувства, как грани придают красоту однообразному блеску драгоценного камня, зажигая игру огоньков; все то обаяние, которое составляет секрет любящего сердца и подчиняет женщину чуткой руке, постоянно обновляющей форму, голосу, придающему одной и той же фразе все новые и новые модуляции. Любовь — не только чувство, она, кроме того, и мастерство. В самом простом слове, в знаке внимания, в каком-нибудь пустяке женщина узнает возвышенного художника, способного касаться ее сердца, не иссушая его. Чем дальше, тем прелестнее выражалась любовь Эммануила.

— По дороге к вам я обогнал Пьеркена, — сказал он однажды вечером, — он идет с плохими вестями, лучше я сам их сообщу. Господин Клаас продал ваш лес спекулянтам, которые распродали его по частям, деревья уже срублены и вывезены. Отец ваш получил триста тысяч франков наличными, ими он расплатился с долгами в Париже, а чтобы совершенно погасить долги, он принужден был перевести выплату ста тысяч франков на покупщиков, за которыми еще остается сто тысяч экю.

Вошел Пьеркен.

— Ну вот, милая Маргарита, — сказал он, — вот вы и разорены, — я предсказывал это, а вы не хотели слушать. Недурной аппетит у вашего отца. Ваши леса он проглотил сразу. Господин Конинкс, второй опекун, теперь находится в Амстердаме, где заканчивает ликвидацию своего состояния, эту-то минуту и выбрал Клаас, чтобы нанести удар. Нехорошо. Я только что написал старику Конинксу, но когда он приедет, все уже пойдет прахом. Вам придется вчинить отцу иск, процесс будет недолог, но позорен, а господин Конинкс не имеет права отказаться от него, таков закон. Вот плоды вашего упрямства. Признаете теперь, сколь я был предусмотрителен, сколь предан вашим интересам?

— А я к вам с хорошими новостями, — сказал молодой де Солис мягким своим голосом. — Габриэль принят в Политехническую школу. Все препятствия к его приему устранены.

Маргарита улыбкой поблагодарила друга и сказала:

— Мои сбережения пригодятся! Марта! Завтра же начнем снаряжать Габриэля. Бедняжка Фелиция, придется нам поработать, — добавила она, целуя сестру в лоб

— Завтра он приедет сюда на десять дней, в Париже он должен быть пятнадцатого ноября.

— Прекрасный путь избрал Габриэль, — сказал нотариус, смерив взглядом Эммануила, — ему придется самому сколачивать себе состояние. Но, дорогая Маргарита, речь идет о спасении семейной чести; угодно вам на этот раз меня выслушать?

— Нет, — ответила она, — если опять речь идет о браке.

— Как же вы поступите?

— Да никак.

— Однако вы совершеннолетняя.

— Да, буду через несколько дней. А какой вы мне предложите выход, чтобы согласовать наши интересы с нашим долгом по отношению к отцу и с честью семьи?

— Ничего нельзя предпринять без вашего дядюшки. Итак, я зайду по его возвращении.

— Прощайте, — сказала Маргарита.

«Чем беднее, тем больше чудит», — подумал нотариус.

— Прощайте, — произнес он вслух. — Господин директор, мое почтение!

И он ушел, не попрощавшись ни с Фелицией, ни с Мартой.

— Последние два дня я изучал гражданский кодекс и советовался со старым адвокатом, другом моего дяди, — сказал Эммануил с дрожью в голосе. — Завтра, если позволите, я поеду в Амстердам. Выслушайте меня, милая Маргарита…

Он впервые так назвал ее, она поблагодарила его влажным взглядом, улыбкой и наклонением головы. Он замолчал, указав глазами на Фелицию и Марту.

— Говорите при сестре, — сказала Маргарита. — И до этого разговора она уже примирилась с лишениями и трудом, она, такая кроткая и стойкая. Но пусть она знает, как необходима теперь бодрость.

Сестры взялись за руки и поцеловались, точно упрочивая союз перед лицом опасности.

— Оставьте нас, Марта.

— Милая Маргарита, — продолжал Эммануил, и голос его был проникнут счастьем оттого, что он добился хоть малых прав любви, — я разузнал имена и адреса покупщиков, которые должны еще внести двести тысяч франков за вырубленный лес. Завтра же, если вы согласны, поверенный, действуя от имени господина Конинкса, который не откажется подтвердить его полномочия, предъявит им протест. Через шесть дней ваш дядя вернется, созовет семейный совет, и Габриэля объявят правоспособным, ведь ему уже минуло восемнадцать лет. А раз вы и брат ваш станете правомочны, то потребуете свои доли из стоимости леса, и господин Клаас принужден будет выплатить двести тысяч, так как на них, по вашей просьбе, будет наложен арест; что касается остальных причитающихся вам ста тысяч, то вы получите закладную на этот дом. Господин же Конинкс потребует гарантий на триста тысяч франков, которые составляют долю Фелиции и Жана. При таком положении ваш отец будет принужден перезаложить оршийское имение, уже заложенное за сто тысяч экю. Закон дает по закладным преимущество в пользу несовершеннолетних, имеющее обратную силу; таким образом все будет спасено. Отныне у господина Клааса будут связаны руки, земли ваши отчуждению не подлежат, а под собственные земли он ничего уже занять не может, и без того под них уже получены суммы, превышающие их стоимость. Дела устроятся по-семейному, без скандала, без процесса. Обстоятельства вынудят вашего отца быть более благоразумным в своих изысканиях, а то и совсем их прекратить.