Читать книгу "Американская пастораль - Филип Рот"

Разговор о Нью-Йорке № 18, после того, как она не ночевала дома.

— Никогда больше так не делай. Никогда не оставайся у людей, которых мы не знаем. Кто эти люди?

— Н-никогда не говори «н-никогда».

— Кто эти люди, у которых ты ночевала?

— Друзья Ш-шерри. По музыкальной школе.

— Не верю.

— Почему? Ты не в-веришь, что у меня могут быть друзья? Что я могу кому-то нравиться — в это не в-веришь? Что люди могут мне предложить переночевать у них — в это не в-веришь? Во что же ты тогда в-в-в-веришь?

— Тебе шестнадцать лет. Ты должна возвращаться вечером домой. Ты не должна оставаться на ночь в Нью-Йорке.

— Хватит напоминать мне, сколько мне лет. Мало ли кому сколько лет.

— Когда ты вчера уезжала, мы ждали тебя к шести. В семь ты позвонила и сказала, что остаешься. Мы сказали — нет. Ты настаивала. Сказала, что тебе есть где ночевать. Я уступил.

— Уступил, точно.

— Но больше так не делай. Если такое повторится, ты больше одна в Нью-Йорк не поедешь.

— Ха, кто это сказал?

— Я, твой отец.

— Посмотрим.

— Давай заключим договор.

— Какой еще договор, отец?

— Если ты снова поедешь в Нью-Йорк, задержишься допоздна и поймешь, что тебе надо где-то переночевать, переночуешь в семье Уманофф.

— Уман-нофф?

— Они тебя любят, ты их любишь, они знают тебя с пеленок. И у них очень хорошая квартира.

— К-к-квартира! Там, где я ночевала, тоже очень хорошая к-квартира.

— У кого ты ночевала?

— У Билла с Мелиссой.

— А кто такие Билл и Мелисса?

— Л-л-люди.

— Чем они зарабатывают? Сколько им лет?

— Мелиссе д-д-двадцать два, а Биллу д-девятнадцать.

— Студенты?

— Бывшие. Сейчас они з-занимаются организацией п-помощи вьетнамцам.

— Где они живут?

— Ты что, приедешь забирать меня?

— Мне хотелось бы знать, где они живут. В Нью-Йорке есть разные районы — хорошие и плохие.

— У них отличный район и дом отличный.

— Где?

— В Монингсайд-Хайтс.

— Они студенты Колумбийского университета?

— Б-были.

— Сколько народу живет в этой квартире?

— Не понимаю, п-почему я должна отвечать на все эти в-в-вопросы.

— Потому что ты моя дочь и тебе шестнадцать.

— Значит, из-за того, что я твоя дочь, я всю оставшуюся ж-жизнь…

— Нет, когда тебе исполнится восемнадцать и ты окончишь школу, делай что хочешь.

— Значит, все дело в каких-нибудь двух г-годах?

— Совершенно верно.

— Ка-акая же разница, что такого случится за эти два года?

— Ты станешь независимой личностью, которая может сама заработать себе на жизнь.

— Я и сейчас м-могла бы сама зарабатывать на жизнь, если б-бы захотела.

— Пока я не хочу, чтобы ты ночевала у Билла с Мелиссой.

— П-почему?

— Я за тебя отвечаю. Я хочу, чтобы ты останавливалась в семье Уманофф. Если ты согласишься, то можешь ездить в Нью-Йорк с ночевкой. А нет — больше не будешь. Выбирай.

— Я буду останавливаться, где хочу.

— Если так, ты не будешь ездить в Нью-Йорк.

— Посмотрим.

— Никаких «посмотрим». Не поедешь, и точка.

— Интересно, к-к-как ты меня уд-держишь!

— Подумай хорошенько. Если ты не согласна останавливаться в доме Уманофф, в Нью-Йорк ты больше не поедешь.

— А как же в-в-война?..

— Я отвечаю за тебя, а не за войну.

— Я знаю, что ты за в-в-войну отвечать не хочешь, поэтому и приходится ездить в Нью-Йорк мне. Потому что там люди свою ответственность за в-в-войну чувствуют. Им с-с-с-овестно, когда американцы взрывают целые в-в-вьетнамские деревни. Им совестно, когда американские бомбежки в к-к-клочья разносят вьетнамских д-д-детей. А тебе не совестно, и матери тоже не с-с-совестно. Не так сильно война тебя волнует, чтобы ты хоть однажды нарушил свой распорядок дня. Не говоря уж о том, чтобы ночь провести не дома. Мысли о войне не мешают тебе спать спокойно. Война тебя совершенно, ну никак не к-к-колышет.

Разговоры о Нью-Йорке № 24, 25 и 26.

— Ты достал меня этими разговорами, папа. Хватит. Не хочу больше. Никто так не отчитывается перед своими родителями.

— Если ты, несовершеннолетняя, уезжаешь из дому на день и не возвращаешься ночевать, то изволь уж так отчитаться перед родителями.

— С такими родителями и спятить можно — лезут и лезут в душу. Мне не нужно, чтоб вы меня понимали, мне нужна с-с-с-свобода!

— Ты предпочла бы, чтобы я был бесчувственным и не пытался тебя понять?

— Да! Предпочла бы. Думаю, что предпочла. Попробуй для разнообразия — тогда увижу.

Разговор о Нью-Йорке № 29.

— Пока ты не взрослая, у тебя нет права разрушать жизнь нашей семьи. Вырастешь — тогда делай что хочешь. А пока тебе нет восемнадцати…

— Только и можешь, что думать, говорить и заботиться о нашей м-м-миленькой семейке.

— Но ты ведь тоже только об этом и думаешь. Иначе — с чего тебе бушевать?

— Ну уж нет!

— Конечно да, Мерри. Вот ты беспокоишься за вьетнамские семьи. Негодуешь, что там гибнут семьи. А ведь их семьи — такие же, как наша, они вправе жить так же, как наша семья, этого и хотят. И разве не этого ты для них хочешь и не этого ли хотят для них Билл и Мелисса? Надежной и мирной жизни, как у нас.

— Жить в комфортабельной пустоте? Нет, Билл и Мелисса точно не хотят для них такого. И я не хочу.

— Правда не хочешь? Подумай-ка хорошенько. Я думаю, что эта комфортабельная пустота им бы понравилась, честное слово.

— Они просто хотят спокойно ложиться спать, в своей стране, жить своей жизнью и не бояться, что ночью их в-в-взорвут. Разорвут в клочья ради благополучия людишек из Нью-Джерси, которые живут мирной, н-н-надеж-ной, тупой ж-жизнью жадин и кровопийц!

Разговор о Нью-Йорке № 30, после того, как Мерри переночевала в семье Уманофф.

— Они такие, ах-ох, либералы, эти Барри и Марсия. Но держатся за свою удобную б-б-буржуазную жизнь.

— Они преподаватели, серьезные представители академических кругов, протестующие против войны. У них были гости?

— Были. Тоже преподаватели. Тоже против войны. Один преподает английский, другой — социологию. Этот, по крайней мере, поднял п-п-против войны всю семью. Они вместе выходят на марши. Вот это семья! Не то что какие-то чертовы к-к-коровы.