Читать книгу "Господь - мой брокер - Кристофер Бакли"

Оба были там — завтракали за столом, с бутылочкой доброго «Бароло».

— Как мило! — сказал я. — «Бароло». Прекрасное дополнение к законченной ревизии.

Филомена подняла взгляд от тарелки с лазаньей:

— Эх, если бы только она закончилась! В последнее время я просто разрываюсь между паломниками и ревизией. Некогда как следует выспаться.

Меня так и подмывало продолжить обсуждение ее ночных занятий, однако я решил этого не делать.

— Еще не закончена? Ну что ж, полагаю, мелкие подробности всегда остаются на самую последнюю минуту. К примеру, решение о том, какие использовать дрова.

Оба уставились на меня. Маравилья сказал:

— Не понял.

— Для сожжения еретиков. Скажите, монсеньер, какой сорт дерева предпочитает кардинал Блютшпиллер? К его приезду на будущей неделе нам стоит запастись дровами.

Казалось, оба встревожились. Очевидно, эта новость не предназначалась для моих ушей.

— Должен признаться, когда я услышал о его приезде, мне стало немного… обидно. Я сказал себе: всегда обо всем узнаю последним. Почему же вы скрыли это от нас? Я думал, мы с вами в хороших отношениях. После того как… — я бросил быстрый взгляд на Филомену, — мы столько раз прекрасно проводили время вместе, после того как выпили столько превосходного вина, вы могли бы сообщить нам о том, что сюда едет Блютшпиллер.

— Кто вам это сказал? — спросил Маравилья.

— О, у меня свои источники. Я слышал, в среду состоялось довольно оживленное собрание персонала. Судя по всему, кардинал пришел в такой восторг от нашей информационно-рекламной передачи, что велел отцу Гансу взять ему билет на самолет, вылетающий на будущей неделе. Наверняка ему понадобилось наше вино для лечения простаты. Неужели нельзя было просто позвонить? Наши телефонисты готовы отвечать на звонки.

Маравилья приложил к губам салфетку, встал, подошел к окну и воззрился на гору Кана. Вдали, у алтаря святого Тада, были видны паломники, бросающие монеты в колючие кусты. В вышине неслись вниз по искусственному каналу бочки с юными паломниками, чьи ликующие вопли были едва слышны сквозь оконное стекло.

Я мельком взглянул на Филомену. Она пристально смотрела на Маравилью.

— Это правда, Рэй?

Наконец он обернулся и сказал:

— Я не имел права ничего говорить.

— Значит, ревизия окончена, — сказала она, с трудом владея собой. Видимо, до ее сознания дошло, что ее монсеньер скоро уедет. Эта серия «Поющих в терновнике» приближалась к концу. Теперь и она поняла, каково приходится человеку, когда его ни в грош не ставят. С одной стороны, мне было жаль ее. С другой, я злорадно подумал: «Так ей и надо!»

— Ладно, — сказала она, — хорошо, хоть кто-то мне об этом сообщил.

Казалось, впервые Маравилья почувствовал себя более неловко, чем мы.

— Филомена, — сказал он умоляющим тоном неверного любовника, только что уличенного в измене, — я хотел тебе сообщить.

Он заметил ухмылку у меня на лице.

— Я хотел сообщить всем. Но кардинал настаивал на строжайшей секретности.

— Что же теперь будет? — спросила Филомена. — Когда он приезжает?

— Спроси у брата Запа. Похоже, ему все известно. Скажите нам, каким рейсом он прилетает?

— Простите… — я улыбнулся, — но я не имею права говорить.

— Перестаньте, — сказала Филомена, — служители Божьи. Может, кто-нибудь из вас объяснит мне наконец, что происходит.

Мы с Маравильей не проронили ни слова.

— Все ясно… девчонок в домик на дереве не пускают. Так же, как и в Церковь.

— Распоряжения кардинала, — сказал Маравилья и повернулся ко мне. — Я посовещаюсь с Римом по этому вопросу. Вечером, за обедом, я сделаю объявление. А пока будьте любезны уважать власть Святого Престола. Ни с кем это не обсуждайте. Ну, а теперь, брат, прошу оставить нас одних.

Была моя очередь читать вслух за обедом. Я выбрал отрывок из шестой главы Откровения Иоанна Богослова:

«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

Читая, я то и дело поглядывал на Маравилью, что, судя по всему, его отнюдь не забавляло.

Закончив чтение, я сел рядом с Аббатом. Маравилья встал и с мрачным видом направился к аналою.

— Отец настоятель, братья, — начал он, — я должен сообщить вам печальное и пренеприятное известие. Мое пребывание у вас приближается к концу.

Аббат прошептал:

— Тяжкий крест, но мы должны нести его безропотно.

— В течение минувших месяцев многие из вас задавались вопросом, что же так долго держит меня здесь, в Кане…

— «Шато Фижак», — пробурчал Аббат.

— Дело в том, что я не только проводил ревизию финансового положения монастыря…

— Нет, — продолжал Аббат, — вы еще и футбол смотрели по моему телевизору.

— Думаю, нам стоит это послушать, — прошептал я в ответ.

— Финансовая проверка — дело не сложное. На нее потребовалось бы, вероятно, не больше недели. Нет, братья, я проводил более важную проверку — ревизию души Каны.

Аббат застонал:

— Ох, пощадите меня.

— И я увидел низменную душу. — Взгляд его сделался холодным и укоризненным. — Вы приняли монашество, дабы смиренно идти по стопам Христовым, а я вижу, что вы ездите на «лексусе»…

— Я же велел вам спрятать машину, — прошипел Аббат.

— Я спрятал, — прошипел я в ответ. — Наверно, он нашел квитанцию.

— Вы приняли монашество, дабы следовать догмам Священного Писания, а я вижу, что вы читаете какого-то Дипака Чопру, доктора медицины. Вы приняли монашество, дабы не поклоняться фальшивым идолам, а я вижу, что вы сооружаете из них целую гору. Фонтаны вина! Колючие кусты, которые приходят в движение при помощи мотора! Вы приняли монашество, дабы служить человечеству, а я вижу, что вы обкрадываете человечество. Кардинал надеялся, что мое присутствие здесь заставит вас измениться к лучшему. Он надеялся, что вы вновь отречетесь от мирской суеты и вернетесь к праведной жизни, завещанной святым Тадеушем. И что же? Вы совершили худший из самых омерзительных поступков. Сделали эту… эту… — следующие слова он выпалил с отвращением, — информационно-рекламную передачу! Вы отбросили Католическую Церковь на пятьсот лет назад. Передачу посмотрел сам его святейшество.

Монахи заерзали.

— На этой неделе кардинал показал ему запись. Он был глубоко опечален. Он попросил его преосвященство приехать сюда и заняться этим делом лично.

Аббат слабым голосом произнес: