Читать книгу "Подлинная форма близости - Ричард Шварц"

относится к контролю. Травмированные люди решают (часто неосознанно), что они уже никогда не будут такими беспомощными. Для некоторых, таких как Кевин Брэди, это выливается в постоянное стремление к контролю над людьми и событиями в их жизни. Они часто достигают высоких результатов, добиваются власти и привилегий, благодаря которым у них есть ресурсы для того, чтобы сделать свою жизнь максимально безопасной. Другие берут все под свой контроль, избегая людей, прячась от мира, который кажется безжалостным. В любом случае жизнь их предсказуема, и никто не подбирается достаточно близко, чтобы причинить им боль. Скука и одиночество любого вида контролируемой жизни кажутся небольшой платой за то, чтобы свести к минимуму угрозу повторного причинения вреда.

Точно так же, как 11 сентября 2001 года изменило восприятие США мира и необходимости контролировать его, те, кто застигнут врасплох злоупотреблениями или пренебрежением, выделяют огромные средства на свои внутренние Пентагоны для защиты и контроля своих маленьких уголков мира. Для этих защитников окружающая среда сегодня кажется такой же опасной, как и тогда, когда они действительно подвергались риску.

Что же заставило Кевина почувствовать себя в опасности? Отец Кевина, врач из южного Иллинойса, развелся с его матерью, когда мальчику было семь лет, переехал в другой штат и снова женился. После этого он не платил алименты на ребенка и не виделся с ним. Мать Кевина, которая пошла работать регистратором в больницу, большую часть его детства была занята несчастливыми отношениями с мужчинами, один из которых иногда бил ее в присутствии мальчика. Кевин, единственный ребенок, чувствовал, что матери часто хотелось, чтобы его не было рядом. Хотя отец его бросил, а мать им пренебрегала, Кевин с головой ушел в учебу и получал отличные оценки в старших классах. Он молча поклялся построить жизнь, свободную от отвержения и унижения, — и он это сделал. Кевин получил стипендии в отличном колледже и медицинской школе и никогда не оглядывался назад. После женитьбы он не выражал негодования по поводу трудных обстоятельств своего воспитания. Профессор казался одним из тех людей, которые просто рождаются жизнерадостными.

Кевин гордился тем, что он предельно честен со всеми, но в то же время был мастером отрицания. Возможно, он и смог бы отчитать кого-нибудь, но прошлое заставляло его отрицать или сводить к минимуму существование любых эмоций, кроме гнева. Культурный антрополог Эрнест Беккер писал: «Полное понимание состояния человека свело бы его с ума»[33]. Кевин и многие люди, подобные ему, верят, что если они когда-нибудь полностью осознают, насколько плохим было их детство, то сойдут с ума — будут постоянно плакать, не смогут работать или у них случится нервный срыв.

Защитники Кевина

На том первом сеансе с Кевином я размышлял про себя о тех его сторонах, которые обращались ко мне. Там явно был контролер, который стремится доминировать в отношениях и держать людей на расстоянии с надменным высокомерием; часовой, который проверял меня на наличие опасности; работник-перфекционист, который сделал его таким успешным; и часть, которая отрицала проблемы, за исключением того, что его жена была очень расстроена из-за него.

За две недели до первого сеанса Кевина его жене Хелен это все надоело. Более тридцати лет она терпела придирки мужа по поводу ее вкуса в одежде, воспитания детей, политических взглядов, образования, интеллекта и логики. Хелен устала от его долгих часов на работе и от того, что он не был доступен для нее. Она переживала, не вернется ли муж домой в мрачном настроении, заставив ее и детей чувствовать, что для их же блага им лучше ходить на цыпочках. Ей надоело, что ее презрительно прерывали на званых обедах и публично называли глупой. Хелен наблюдала, как их дети возвращались домой с грудами пятерок, и видела, как Кевин придирался к единственной четверке. Теперь, когда их младший ребенок заканчивал школу, она захотела начать работать полный день и класть свои деньги на отдельный счет. Хелен больше не собиралась терпеть его — если Кевин не изменится, она уйдет от него. Она знала эти его стороны гораздо лучше, чем я.

Все это — язвительные комментарии, перфекционизм, склонность защищаться, трудоголизм и перепады настроения — исходило от внутренних защитников Кевина, которые просто выполняли свою работу. Никогда больше они не позволят ему страдать, даже если это будет означать причинение боли другим. У них не было иного выбора, кроме как продолжать защищать его до тех пор, пока он не станет менее уязвимым. Хелен или мне было абсолютно бесполезно указывать на ошибки в поведении мужчины; это только заставляло его чувствовать стыд и еще больше защищаться. Мне нужно было найти способ пройти мимо охраны.

Треснувшая крепость

Нападки Хелен на характер Кевина имели неприятные последствия, а вот ее решение уйти — нет. В песне Леонарда Коэна поется: «Во всем есть трещина, во всем есть трещина. Вот как проникает свет»[34]. Угроза Хелен пробила несколько трещин в крепости Кевина, но пока не было ясно, сколько света проникнет внутрь.

Столкнувшись с ультиматумом жены, он согласился прийти на терапию, но после нескольких семейных сеансов попросил о личной встрече. Оставшись со мной наедине, мужчина признался, что не очень высокого мнения ни о психотерапии, ни об эмоциях вообще, и он не мог понять, почему Хелен такая чувствительная. Конечно, у него были высокие стандарты; он сказал, что был строже к себе, чем к кому-то другому, и во многом был обязан этому своим успехом. Кевин согласился, что иногда бывал вспыльчивым и осуждающим, но утверждал, что это связано с такой напряженной работой, как у него. Мужчина рассказал, что его способность находить фатальный изъян в работе была легендой среди местных жителей. Друзей это ему не прибавило, но принесло уважение и иногда спасало жизни. Точно так же ему не нужна была любовь детей, достаточно того, чтобы они уважали его и его советы. Затем, неожиданно изменив тон, Кевин признался, как его пугает, что Хелен действительно уйдет. Он не знал, как сможет выжить без нее. Его изгнанная часть нашла маленькую щелочку и выглянула наружу.

Я понял, как непривычно для Кевина было чувствовать, а тем более демонстрировать такую уязвимость. Я хотел, чтобы изгнанная часть чувствовала себя желанной и защищенной рядом со мной, но я достаточно хорошо знал своих защитников, чтобы понимать, что они следят за каждым моим шагом. Как и мои, менеджеры Кевина, несомненно, были в ужасе от того, что я каким-то образом воспользуюсь его открытостью, и осуждали эту изгнанную часть за то, что она дала