Читать книгу "Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий"

имел права дрогнуть, чтобы не вызвать шелеста листьев. Щек был чем-то вроде Лесного Человека, которого Даго встретил в молодости и с которым провел свой первый смертный бой. Для Щека лес стал родной стихией, как для рыбы такой стихией было море. Всякий шелест листьев, всяческое движение среди ветвей должны были что-то говорить ему на лесном языке. По-своему шумели для Щека лесной козел, птица в ветвях, и совсем по-иному — человек.

Вот почему весь жаркий день Даго неподвижно лежал на ветке и ожидал, когда Щек явится за петухом. В ветвях липы жужжали пчелы, листья дарили тень, но горячий воздух сушил уста. У Даго был закрытый сосуд с водою, но он боялся сейчас взять его. Старая липа росла на поляне над обрывом, с шумящей внизу рекою, но казалось, будто отовсюду за этим местом следили таящиеся в чащобе глаза. Время тянулось медленно, а Щек все не появлялся, хотя Даго довольно часто слыхал в кустах какие-то шорохи. Иногда такая осторожность казалась Даго излишней, так как не было у него уверенности, находится ли Щек где-то рядом, заметит ли он петуха, придет ли за ним. Но Даго знал, что если в жизни его что-то и должно получиться, то лишь ценою терпения и омертвевшего от неподвижности тела. Ведь что такое была случайность, о которой рассказывал Херим? Случайное шевеление на ветке, случайно услышанный Щеком непривычный шелест в кроне дерева, а значит — неосторожность, недостаток терпения. Случайностью следовало управлять, имея ее на своей стороне, а не против себя. Успеха можно было достичь лишь болезненной недвижностью на ветви, полопавшимися от жажды губами, умением победить время, тянувшееся ужасно медленно, тогда как тело его слабело.

Щек так и не появился, хотя много раз глазам Даго чудилась какая-то заросшая голова над краем обрыва, или слышался шорох в кустах, и видел он нечто вроде мчащейся меж деревьями людской тени.

Наступила звездная ночь. Даго привязался к ветке, чтобы не упасть, если не удастся перебороть охватывающую его сонливость. С наступлением темноты веки его становились все тяжелее и, наконец, медленно опустились. Как долго он спал? Вроде бы, самое мгновение. И все-таки, ночью петух исчез. Какой-нибудь зверь похитить его не мог, так как петух висел высоко. Это не могла быть и птица, ведь не было такой птицы, чтобы бесшумно утащить тяжелого петуха. Такое мог сделать лишь человек с легкими будто у привидения ногами. Случай помог Щеку. То есть, ему помогло то мгновение, когда Даго спал. «Случай способствует тому, кто бодрствует, — подумал Даго. — Не может стать повелителем человек, доверяющийся ночи. Сколько государей погибло во сне?» И почувствовал он бешенство из-за того, что не станет повелителем, так как тело его не было железным.

Потом он уже лежал на ветви и слушал плач девочки. И плач этот казался ему следующим испытанием. Только теперь это было испытанием уже не тела, но чувств. Плач этот должен был пробудить в нем жалость, должен был заставить его освободить рыдающую девочку. Никогда еще не подвергали Даго подобному испытанию. Только ведь, наверное, его обязан был пройти каждый государь, если — как рассказывал Херим — столькие из них убивали собственных детей, дабы те не отобрали власть? Значит ли что-нибудь в истории народов и держав детский плач? Слышен ли он через века? И способен ли детский плач пробудить дремлющие народы?

Даго подумал, что ребенку следовало бы плакать еще громче и отчаянней, чтобы услыхал Щек, чтобы беззащитность жертвы пробудила в нем болезненную страсть. Если плач этот выманит Щека, и Даго победит его, то плач этот станет таким, что пробудит спящие народы. Когда-нибудь Даго отметит справедливое первенство этого ребенка и расскажет, что именно его плач дал начало всей его державе. Так что сейчас его следует и слышать, и как бы не слышать. История записывает только лишь имена правителей и их деяния, но не отмечает слезы сотен перепуганных детей. История так же жестока, как и Щек.

Франки подвергали людей испытанию железом. Раскаленным металлом прикасались они к телу, и если у кого рана быстро не залечивалась, такого признавали виновным в тех преступлениях, в которых его обвиняли. Он, Даго, если достигнет власти, станет подвергать других испытанию души. Кто знает, а вдруг это испытание более важное? Человек, стремящийся к великой цели, должен быть выше ненависти, любви, чувства жалости.

Неожиданно что-то зашелестело в кустах над обрывом. Один скорый отблеск света, но Даго понял, что это солнечный луч отразился на лезвии топора. На поляну неспешно вышел молодой мужчина. Даго ожидал увидать кого-то вроде Лесного Человека, заросшего длинными волосами. Этот тоже был широкоплечим, с большой грудной клеткой, темные волосы опадали на шею. Но лицо было безбородым, чуть ли не с детским выражением радости при виде привязанной к дереву девчушки. Казалось, он не видит ничего, кроме ее худенького тельца. И все же, взгляд маленьких глаз обежал всю поляну и растущие вокруг кусты. Щек шел босиком, не издавая при этом даже шорохом. Даго он казался совершенно не повзрослевшим ребенком.

С каждым шажком, сделанным Щеком к девочке, глаза его переставали быть умными и настороженными, рот искривился в странной какой-то усмешке, губы задергались.

Девочка увидала его, и плач затих. Наконец-то до нее дошло, зачем ее привели сюда, и кто этот приближающийся человек. За три шага до жертвы он отбросил топор и протянул к девочке руки. Но, когда уже доставал он пальцами ее шею, с ветви у него над головой упала сеть, а потом спрыгнул Даго и одним ударом Тирфинга снес чудищу голову.

Но и девочка тоже была мертва. Ее убил страх. Даго отвязал ее тело от дерева и, закинув себе на плечо, пошел к людям.

Множество людей сбежалось впоследствии, чтобы увидать убитого. Его мертвое тело кололи копьями и дротиками, пока наконец не рассекли на куски и не разбросали по всему лесу. Даго же лег у погасшего костра, накрылся плащом и под присмотром Херима спал целые сутки.

Потом пришли несколько жителей окрестных градов на реке, чтобы вместе искать семь логовищ Щека. Возвратились они с добычей, которую тот награбил у купцов. Это было оружие, янтарь, соль, бронзовые и золотые украшения, рулоны сукна и даже шелка.

Даго разделил богатства Щека среди восьми старост, а потом потребовал сложить клятву на своем щите, что с этих пор, где бы он не был — на Востоке или Западе, с левой или с правой стороны мира — если вызовет он