Читать книгу "Змеелов. Книга вторая - Александр Дорнбург"

и все здесь подчистят. Под ноль. А зачем мне чужую работу делать? Это лишнее.

Так что я быстренько добрался до фонаря, закинул винтовку за плечо, взял источник света в зубы и рванул прочь. Оставив визгопляску позади.

Чертыхаясь, продрался по лесу метров пятьсот, двигаясь со скоростью один миллиметр в минуту, потом, чтобы остудить пылающее сердце, начал снова выбираться на опушку. Но уже в стороне от Бутримичей. Мне еще в Старые Колодези нужно наведаться. А по лесу идти — рисковать сломать себе руку или ногу. Да и во мраке ночи в чаще можно легко заблудится. Так что я лучше полями обойду. Для бешеной собаки десять километров в темноте — не крюк.

Пару- тройку часов я бодро шел намеченным маршрутом. Пер словно робот с заданной миссией. Мертвая, зловещая тишина сопровождала меня, охраняя свои мрачные владения.

Марш-бросок совершать было нелегко. Каждый пропитанный влагой вдох тяжким, свинцовым грузом наваливался на легкие, отдавая на вкус гнилью и затхлой сыростью. Алиса, падающая в Кроличью Нору, должно быть чувствовала себя намного уверенней, чем я сейчас.

Прошла целая вечность. Наконец, показалось бандеровское село. Тут все повторилось. Я проскользнул на опушку леса, пристроил фонарь в кустах в качестве ориентира. Вокруг все представлялось пустынным.

Затем, не обращая внимание на поднявшийся лай собак, подошел до некрашеного забора крайней хаты и начал рисовать на досках мелом символическое изображение польского орла. Почему-то получающегося похожим на взъерошенную курицу. Смех один.

Проснувшийся хозяин решил поинтересоваться, кто же там бродит.

— Кто там? — раздался грозный голос из темноты.

— Это я, выходи! — громко шепнул я, изменяя голос до баса.

У меня не было времени и возможности говорить длинные речи. И так сойдет!

Шустрый дедок стал отпирать дверь, грохоча засовами. Я же, пристроив дуло винтовки в щель забора, взял дверной проем на прицел, ожидая возможности выстрелить. Главное в этом деле, хорошенько прицелится. В конце концов, разве икона украинского национализма — Шухевич не считал, что 20 миллионов хохлов — «лишние»? От слова «совсем». Подмогнем немного этому Чушкевичу? Мы же не звери! Глядишь, сойду за «подвижника» и в будущем благодарная Центральная Рада моим именем очередной проспект в Киеве назовет.

Ожидание не затянулось. Дедок со шкодливыми глазами маньяка — насильника маленьких девочек показался в дверях, освещая себе путь керосиновой лампой. Ее он держал над головой, так чтобы огонек располагался на уровне глаз. Удачно.

Бах! Я выстрелил, бандеровец пораскинул мозгами. Что-то хлюпнуло и чавкнуло у него в башке и он грохнулся вниз, как подрубленный. Теперь даже далекий от медицины человек мог с уверенностью сказать, что перед ним мертвец. Одним гадом на земле стало меньше. Керосиновая лампа упала на пол, стекло разбилось, горящий керосин начал поджигать избу. И снова в масть. Прекрасная картина! Я ведь, можно так выразиться, творец в душе и не чужд чувства прекрасного и парению мысли в душе художника.

Пока разгорался пожар, я резво побежал в сторону опушки, ориентируясь на слабый свет своего фонарика. Задерживаться мне тут не с руки. Нам того не надоть.

Опытным путем мне быстро удалось установить, что не надо быть спринтером, чтобы в критическую минуту пробежать тридцать метров за четыре секунды.

На опушке я выпалил последний патрон, взяв на прицел какого-то бородатого бандеровца с колоритным обрезом в руках. Огромный бугай можно сказать — хорошая цель. Красавец, мать его! А до тех пор пока у меня остается последний патрон, закон и порядок на территории вокруг моей особы всегда будет уважаться.

Бах! В ответ в мою сторону тоже раздалось несколько выстрелов, но мне уже было все равно. Подхватив фонарик, я бодро скрылся за стволами деревьев.

Дело сделано! Поднасрал я хохлам в тапки! Пусть теперь бандеровцы и поляки самостоятельно выясняют между собой, кто из них больший зверь в человеческом обличье.

Остаток ночи вышел скупым на события. Я нашел в лесу свою лежку. Сломал теперь ненужное ружье о ствол дерева и засыпал остатки оружия опавшими прелыми листьями. Не фиг таскать с собой палевную винтовку без патронов. Еще эксперты свяжут меня со здешней стрельбой. А так полежат осколки во влажном лесном мусоре и потом хоть СЭС вызывай со смывами, так все стерильно станет.

Хочешь не хочешь, а времена сейчас серьезные. Я привык всегда чувствовать над собой суровую руку, которая в любой момент может взять меня за воротник, и предпринимал для успокоения души разные, весьма продуманные предосторожности.

Новую винтовку завернул в одеяло вместо чехла. Выкинул часть ненужных вещей. Для остальных, а с патронами мне предстояло тащить более тридцати килограммов, я соорудил волокушу. Свалил вещи наверх увязал их в брезент. И, не дожидаясь утра, потихоньку пошел в сторону Львова. Напрямки. По полям.

К счастью, с утра начал брызгать небольшой дождичек. Так что моя волокуша бодро скользила по жирной грязи. Словно бы по льду на свежезалитом катке. Нам и дождик не помеха! Можно сказать, я скакал козликом. Напевая: «Листья желтые над городом кружатся, с тихим шорохом к нам под ноги ложатся…».

Отмахав километров восемь, выбрался на дорогу. Где на обочине и подремал пару часиков. О-о, кайф! А то устал, как штангист после рекорда.

Надо ли говорить, что перед сном я приладил свой верный гипс на правую руку? А то неудобно выйдет, когда кто-то сообразит, что я стремительно исцелился? Так что не будем дразнить гусей…

Когда я проснулся, то дождик к этому времени закончился, небо немного прочистилось, распогодилось, так что еще через час меня подобрал какой-то попутный мужичок, которого я подрядил за трояк отвести меня до перекрестка автомобильной дороги. Уложив при помощи возницы вещи в телегу, я сел рядом сам, достал свои карты и, медленно двигаясь в заданном направлении, вносил в бумаги мелкие исправления.

— Отец, сколько от вас до соседнего села, — спросил я, желая уточнить карту.

— До Синих Столбов? Пять километров! — степенно ответил водитель кобылы, с таким видом будто только что потерял гривенник.

А потом грустно добавил:

— А теперь пришли эти русские, промерили и сказали что семь. Теперь нам приходится каждый раз лишние два километра пешком ходить! А это не предполагает праздничной жизни!

Видимо, желающих просто так ноги бить здесь было немного, так как эта дорога сильно смахивала на пустыню.

Ближе к полудню меня подхватил у перекрестка какой-то военный шофер на полуторке, польстившийся на предложенные поллитра в денежном эквиваленте, так что до города я добрался без особых проблем.