Читать книгу "Дорога миров - Владимир Поляков"

проблем не возникло. Фильтр! Естественный или искусственный — ещё узнаем.

— Узнаем, — эхом отзываюсь я. — А ещё нам и впрямь нужно будет разворачивать особо бурную деятельность по поиску чего угодно, выламывающегося за пределы нормального и естественного даже в малой степени. Ещё раз пройдёмся по «неуместным артефактам», подумаем про артефакты иного типа, скрытые на первый — а то и на второй с третьим — взгляд. Ты же хочешь сделать второй и последующий Шаги по столь интересной нам Дороге?

— Хочу! Но сперва подготовившись. Времени на это у нас с тобой, «братец» Чезаре, ещё много.

Невольно улыбаюсь. Думать то можно как угодно, но от «неизбежных случайностей», а то и конкретных намерений разного рода недоброжелателей никто из нас не застрахован. Можно лишь понизить вероятность подобного, но никак не свести в ноль. Белль умная, тоже это понимает, просто иногда не хочет вспоминать. Но пока… Плыть нам ещё не один день, а потому не стоит терять времени. Хочется прибыть не просто подготовленными, а чтобы можно было с ходу и включиться в дальнейшую работу, и в то же время показать своим близким, что оказавшееся довольно долгим путешествие увенчалось полным успехом.

Глава 7

Глава 7

1504 год, июль, Рим

В том, ещё изначальном Риме, полководцы после действительно значимых побед возвращались с триумфом. И слово это было отнюдь не тем, каким оно стало к моему родному времени, да и тут, в начале века XVI, об истинном значении многие забывать стали.

Какое оно, истинное? С самого начала — торжественное вступление в столицу, то есть Рим, самого полководца и его войска. Не обязательно всего, можно было и части, но непременно из особо выделившихся в сражениях воинов. Ну а при возвращении полагалось возблагодарить богов, что помогли полководцу и его воинам одержать нужную и важную для «города на семи холмах» победу. Допускался этот самый триумф как и полном поражении врага, так и просто очень тяжёлого поражения оного.

Красивый был церемониал, величественный! Полководца облачали в одеяния, схожие с теми, что были на статуе Юпитера Капитолийского, в руках оказывались лавровая ветвь и скипетр из слоновой кости, увенчанный орлом. Лавровый же венок на голове, про него тоже не забывали.

Не пешком шёл полководец, что более чем разумно. На позолоченной квадриге ехал, запряжённой по сложившемуся обычаю белыми лошадьми. Он ехал, являясь центром шествия, а впереди тогда, в давние республиканские, а потом и имперские времена шли сенаторы и магистраты. А уж потом, за колесницей триумфатора, шествовали воины, частью просто, но по большинству своему несущие особо выдающиеся и поражающие публику трофеи: вражеские знамёна; оружие и доспехи, взятые не с простых врагов, а с их лидеров; различные диковины, если таковые присутствовали. Пленники опять-таки, если были захвачены не абы кто, а вражеские правители, военачальники и тому подобные видные персоны.

Традиции, частью которых являлась и одна весьма интересная. Рядом с триумфатором на квадриге, облачённый в серые незаметные одеяния, стоял некто, нашёптывающий победителю, что всё преходяще, в том числе и мгновения триумфа. Напоминающий, что «memento mori», то есть все смертны, всё рано или поздно умрёт.

Мысли о прошлом, узнанные ещё в далёком будущем, да. А также понимание того факта, что «memento mori» уже не столь довлеет над теми, кто смог узнать нечто особенно важное о самой сути мира и потаённого механизма, позволяющего находить потайные, скрытые от почти всех людей пути-дороги.

— Вернулись… почти, — кривовато так усмехнулась едущая рядом со мной Белль. — Скоро и Рим.

— Скоро, — эхом отзываюсь я. — Вроде понимаю, что спешить смысла особого и нет, а всё равно. Любит реальность, нас окружающая, подгадить. Особенно тогда, когда вроде всё идёт если не идеально, то близко к этому.

— И не говори, братец. Но ты ведь и сам этого если не ожидал, то остерегался.

Остерегался. Более того, вроде приложил все возможные усилия для того, чтобы сохранить жизнь и здоровье основы рода Борджиа в целости и сохранности — выродок Хуан не в счёт, он просто не мог не отправиться куда подальше из этого мира — да только жизнь всё равно сумела подложить большую, противно хрюкающую свинью.

Патриарх всех Борджиа Родриго, он же Папа Римский Александр VI таки да вляпался. И ведь поставить случившееся «отцу» в вину не получилось бы при всём на то желании. Как ни крути, а когда человеку заметно за седьмой десяток в этом тяжёлом времени со слабо развитой — несмотря на все мои старания — медициной, то риски для здоровья возрастают многократно. Добавить к этому тот факт, что патриарх рода просто не мог отойти в сторону от своего любимого дела — интриг, политики, показательных перестроений и так до неузнаваемости изменившегося понтификата и всего, что с этим связано — любовь к красивой и насыщенной женщинами, яствами, вином и прочими увеселениями жизни… Перегрузка. А при подобном раскладе какие наиболее уязвимые места страдают? Верно, сердце либо мозг. Сердце, хвала богам да демонам, у «отца» было как у зверя с герба Борджиа. то есть воистину бычье, а вот мозг подкачал.

Инсульт. Точнее сказать, по всем признакам это было то, что позже назовут именно таким словом. Сейчас использовалось название «апоплексический удар», пришедшее ещё от врачей Древней Греции, но суть от этого всё едино не менялась. И «отцу» ещё очень сильно повезло, что удар хватил его не ночью, а во время того, когда он работал с бумагами в кабинете, в хвост и гриву гоняя аж трёх секретарей. Они не могли не заметить резко изменившееся состояние понтифика, а будучи на всякий случай проинструктированными на все случаи жизни, сразу начали делать то, что и полагалось.

Что именно полагалось? Та самая доврачебная помощь и срочный вызов собственно врачей. А в Риме, империи и вообще в европейских государствах нормальных врачевателей становилось всё больше, в то время как число шарлатанов и недоучек неумолимо сокращалось. Лечение «святой водой», костяной мукой, крысиным помётом и прочей хренью вообще беспощадно каралось — в империи однозначно, в других местах… разные были случаи — да и апологеты сомнительных средств и обильных кровопусканий как панацеи от всех болезней тоже нещадно шельмовались. Рим же… Столица империи, а следовательно и предельная концентрация действительно знающих и умелых спецов по врачеванию тел.

В общем, врачи императорского двора сделали всё, что в принципе могли, используя те средства, которые имелись. Увы,