Читать книгу "Тот Самый Мужчина - Натали де Рамон"

— А Жан-Поль? Где Жан-Поль? Где его носит?

— Папа, он в институте. Все под контролем!

— Так что мне сказать маме?

— Лучше не говори ей, что я лежу. Ладно? Просто скажи, мол, простудилась. И не нужно ко мне приезжать. Альми пришлет медсестру, а еды у меня полный холодильник. Как поправлюсь, сама заскочу к вам.

— Что мне с тобой делать? — Папа покряхтел в трубку. — Хорошо, а как я объясню маме эти звонки? Кто такие эти люди?

— Видишь ли, я потеряла свою записную книжку, а сержант Грийо ее нашел и начал звонить всем подряд.

— Допустим. Но почему он говорил не о том, что хочет вернуть тебе книжку, а о каком-то Клоде?

— Папа, ты же велел мне впредь обсуждать бабские переживания с психоаналитиком.

— Это ты матери не говори. А мне сказать можешь. И должна! Я твой отец, я должен знать, я имею право! Кто он?

— Мужчина.

— Это и так понятно. Он женат?

— Не знаю. Скорее всего нет. — Я вспомнила слова мадам Грийо: «Он в поиске».

— Как это не знаешь? А кем работает?

— Не знаю. — После беседы с Жаклин я начала сомневаться в том, что Клод полицейский. — Правда, папа, не знаю.

— Не хочешь говорить, так и скажи, — обиделся отец. — Но я же должен как-то объяснить все маме!

— Честное слово, папа, не знаю. — Наверняка я знала только то, что, по словам его родного брата, Клод — «не бабник». Но не произносить же это вслух? — Между прочим, он очень понравился Жан-Полю! — За эту мысль я ухватилась, как за соломинку. — Очень, папа!

— Ладно, я все равно ничего не понял, поправляйся! Мама проснулась, — прошептал он и уже громко добавил: — Позвонишь сама, когда восстановится голос! — Находчивость всегда была отличительной чертой моего родителя.

Глава 33, в которой Марта придвинула кресло поближе к кровати

— Я и не предполагала, что мадам Сифиз — твоя ревностная поклонница!

— Почему? — Марта придвинула кресло поближе к кровати.

— Мне казалось, твои книги для более интеллектуальных читателей. Надо иметь кое-что в голове, чтобы понять твои аллюзии, подтекст, иронию.

— Естественно, потому я и пишу для женщин. Ты не против, если я уберу это? — Она показала на рассыпанное по постели содержимое моей сумки.

— Убери, конечно, если тебе нетрудно. И не прикидывайся феминисткой, ты же прекрасно поняла, что я имею в виду.

— Ты просто ревнуешь, что я подарила свой роман мадам Сифиз. Скажи честно.

— Да что ты, Марта! Ты очень хорошо сделала, иначе бы мы никогда от нее не избавились. Я в состоянии купить твою «Линию на ладони» в магазине.

— Держи, богатейка! — Марта вытащила из своей сумки книжку.

— Спасибо, Марта. Как же тебя роскошно издают! Суперобложка! Цветной портрет!

— А, — она махнула рукой, — дело не во мне, просто издательство изменило оформление всей серии. Была бы моя воля, я бы вообще предпочла обойтись без портрета. Это же кошмар, а не фотография! Прямо для плаката: «Внимание! Разыскивается полицией!».

Затем из сумки на свет появились бутылка шампанского, банка ананасового компота и радикулитный бальзам.

— Брют?! — обрадовалась я.

— Естественно. Я же знаю все твои слабости.

— Особенно эту. — Я показала на тюбик с мазью.

— Это не тебе. Это для твоей спины. Между прочим, отличная штука! Проверено временем!

— Знаешь, Марта, мне иногда кажется, что ты моя старшая сестра или даже тетя.

— Еще чего! Я моложе тебя на десять лет! Давай переворачивайся, я намажу тебе спину, и мы приступим к более приятным вещам. Ты завтракала? Не волнуйся, я уже вымыла руки.

— Может быть, сразу перейдем ко второй части программы?

— Посерьезнее, доктор Лапар!

— Марта, ну как тебе объяснить? Я сейчас лежу, мне очень удобно, а переворачиваться… Я не смогу перевернуться сама!

— А я-то на что? Не стесняйся, Клер, ты же меня вытащила с того света, теперь я попытаюсь сделать для тебя хоть что-то полезное. У-у-у, доктор Лапар, я и не думала, что ты такая же худая, как и я! В одежде ты выглядишь гораздо солиднее.

Руки Марты осторожно блуждали по моей спине. Они были прохладными и жестковатыми. Бальзам благоухал камфарой и ментолом. Я прикрыла глаза. Сколько же лет я знаю Марту?

После рождения сына я не работала около двух лет. Во-первых, у меня было фантастически много молока, и я кормила его грудью чуть ли не полтора года. Рекорд для книги Гиннеса, по словам Оскара, отца Жан-Поля. К тому же я уволилась из одной больницы, чтобы ничто не напоминало о Бруно, и ждала места в другой, где работаю сейчас.

В первый же день, когда я впервые пришла туда, я с ужасом поняла, что все придется начинать заново. Папа предупреждал: хирургия как музыка, она требует занятий каждый день и весь день…

В приемный покой перепуганный парень втащил на руках свою девушку. Они шли по улице, и вдруг Марта побледнела и зашаталась, с безумными глазами объяснял он, он медленно довел ее до ближайшего кафе, но там ей сделалось еще хуже, она больше не могла идти сама и едва-едва шептала, и им сказали, что больница за углом, а им некогда, они опаздывают на лекции. Это была внематочная в критической стадии, ни Марта, ни Жюль даже не подозревали об этом. Наивные дети, первокурсники.

— Чудо, что вы вовремя оказались рядом с нами, — ободрил студента пожилой хирург-гинеколог. — Не волнуйся, сынок. Все будет нормально, у нас лучшие специалисты. — И предложил мне поприсутствовать на операции, неважно, что это не мой профиль, он был опытным и видел, что мне требуется время.

Все действительно шло достаточно нормально для такой серьезной ситуации, труба лопнула уже на операционном столе и внутреннее кровотечение тут же остановили, но вдруг у Марты отказало сердце. Вероятно, перестарался анестезиолог.

— Действуйте, доктор Лапар!

Я плохо помню, какие давала указания, был ли там аппарат электрошока, но в моей памяти навсегда осталось бескровное, еще по-детски пухлое личико Марты и ее юная грудь, которую в итоге мне пришлось вскрыть и взять в руку ее беспомощное сердце. Оно робко дрогнуло и забилось!

— Есть ритм! Можно зашивать.

Это был, конечно, очень рискованный поступок старого хирурга: доверить мне после такого перерыва массаж на открытом сердце, но уже в тот же день я ассистировала на плановой операции и чувствовала себя абсолютно уверенно!

А с Мартой мы подружились. Это вышло как-то само собой. Моя первая «настоящая» пациентка выздоравливала очень медленно, я навещала ее, едва выпадала свободная минута. У нее никого не было в Париже, кроме Жюля, она ведь родом из Бельгии, а с однокурсниками к тому времени Марта еще не успела основательно сойтись, как, впрочем, и позже. Меня всегда поражала ее самодостаточность и та невидимая, но очень прочная стена, которой она ограждала свой мир от внешнего.