Читать книгу "Майне либе Лизхен - Марина Порошина"

Изумленный внук даже всхлипывать перестал – Ба удалось его удивить второй раз за вечер.

– Мне как раз тоже было девятнадцать. Нет, я не ревела, как ты. Но тоже была зима. И ночь. Не новогодняя. И я точно знала – моя жизнь кончилась. Я любила одного человека… Нет, ты слушай, не спрашивай. Он был архитектор, строил дома. Однажды он пришел к нам в школу, в клуб интернациональной дружбы, рассказать о своей работе. Я тогда была смешная: с толстой косой, как вот у Жени, лицо круглое, глаза круглые – я тогда всему удивлялась, щеки круглые… Разве что ямочки на щеках, а так… В общем, я в него влюбилась, как и положено, с первого взгляда. Он был взрослый, талантливый, как сейчас говорят, успешный, даже знаменитый, да-да. Я – девчонка, ребенок. А он – мужчина. Из другой жизни, из взрослой и непонятной, где нет тетрадок, двоек, экзаменов, учителей и учеников. Но странно – он тоже меня заметил. Не знаю, почему. Он потом говорил, что больно уж круглыми глазами я на него смотрела, трудно было не обратить внимания на такую дурочку…

Ба вздохнула и помолчала, но Левушка не задавал вопросов. Он вообще боялся пошевелиться и сидел, затаив дыхание.

– В общем, он пришел к нам в школу на выпускной, и утром я пошла гулять не с ребятами, а с ним. Ты не понимаешь, тогда это было… немыслимо. Это было нарушением всех правил. И то, что мы полюбили друг друга, тоже было нарушением правил. Опасным нарушением. Он был старше меня на семнадцать лет, вдобавок ко всему немец, приехал из Германии. Тогда много немецких архитекторов у нас в Свердловске работали. Уралмаш строили, Городок чекистов, гостиницу «Исеть», стадион «Динамо», главпочтамт. Весь город был одной большой стройкой. Два года я была счастлива так, что земли под собой не чувствовала. Я летала! Точно как та девочка, которую Алексей Николаевич хочет нарисовать. Два года. А потом… Незадолго до войны ему пришлось уехать. Он звал меня с собой. Он не понимал – если я люблю, то почему отказываюсь уехать с ним. Говорил, что я здесь погибну. Но я была комсомолкой. Я ему не верила. Я не могла предать родину, а уехать – значит предать. Тогда мы так думали. К тому же в Германии, в его Германии, уже были фашисты. Я не поехала. Мы больше никогда не виделись.

Ба опять замолчала, глядя перед собой. Левушка немедленно и очень живо представил девочку Лизу девятнадцати лет, отчего-то очень похожую на Женю, с такой же косой, неведомого немецкого архитектора, подозрительно похожего на него самого, на Левушку, только постарше… Они прощаются навсегда… И у него опять сильно защипало в носу.

– Любить не больно, Левушка, – вдруг сказала Ба. – Даже потом, после любви. Больно, если сам от любви отказался. Это не заживает. Никогда.

– Я не откажусь! – с неожиданной для себя горячностью пообещал Левушка. – Она приедет, и я ей скажу. Знаешь что, Ба? А я стихи написал.

– Ну и молодец, – почему-то ничуть не удивившись, вздохнула Ба. И, как маленького, погладила его по голове.

День седьмой

Вопрос жизни и смерти

– Тот, кто любит, в пути не заблудится,

Так и я – ну куда ни пойду,

Все равно переулки и улицы

К дому милой меня приведут.

Нет, наверное, сегодня она все же ошиблась в выборе репертуара, подумала Ба: она допела уже третий куплет, а внук дрыхнет и ухом не ведет. А все потому, что песня хорошая, задушевная, не то что нынешние. Надо было заводить что-нибудь пободрее, вроде «Марша энтузиастов». Но, с другой стороны, день сегодня был такой, серединка на половинку: третье января, страна отдыхает от трудовых будней, по ночам изводит закупленные в промышленных масштабах петарды, днем отсыпается под телевизор и доедает припасы – а у студентов, видите ли, сессия. А каково вставать ребенку, который вчера к тому же вместо отдыха с утра до полуночи сидел за учебниками – это ли не подвиг, скажите на милость?

Ба присела на край кровати и, любуясь на сладко спящего внука, приступила к исполнению четвертого куплета. Ничего, там еще пятый и шестой есть:

– Расскажи-подскажи, утро раннее,

Где с подругой мы счастье найдем?

Может быть, вот на этой окраине

Или в доме, в котором живем?

И все же волшебная сила искусства не подвела. Когда Ба закончила, Левушка потянулся, повернулся на другой бок, подоткнул поуютнее одеяло и приготовился опять засопеть носом, но Ба успела вставить нужную реплику:

– Левушка, вставай, дорогой, у тебя сегодня экзамен.

– Да-а? – без малейшего интереса промычал внук.

– Конечно. Надо позавтракать и ехать. Вы сегодня на Бардина сдаете. Придумали тоже – мотаться по всему городу…

Нет, все-таки у нее замечательный внук – ответственный и добросовестный, из него получится отличный врач!

Левушка заинтересованно спросил из-под одеяла:

– Честно, что ли, экзамен? А какой?

– Так ты же сам вчера учил, – удивилась Ба. – Микробиология.

– Блин, – подвел итог внук и зашевелился под одеялом. Высунув наконец голову, задал вопрос, с которым просыпался и вчера, и позавчера: – А Женя?

– Герман Иванович говорит, должна сегодня утром приехать, – осторожно ответила Ба.

– А у меня экзамен! – Левушкиной досаде не было предела.

– Ну вот что, ты это брось! – рассердилась Ба. – Учеба – это главное. Недоучек в больницах и без тебя полно. Если ты повышенную стипендию не получишь, что я матери скажу?

– Скажешь, что получил, – отмахнулся внук. – Ей все равно, я тебя уверяю. У нее там и своих дел полно.

– Ты нарочно глупости говоришь, чтобы меня позлить? – окончательно растеряла благодушный настрой Ба. – Вставай немедленно! Ешь и отправляйся! И без пятерки не возвращайся!

Притворно вздыхая и охая, Левушка вяло помахал руками в качестве зарядки, с куда большим энтузиазмом съел пять сырников со сметаной, запил это дело большой чашкой какао и перед уходом решил восстановить мир в семье. Он чмокнул все еще сердитую Ба в щеку и пообещал:

– Ну ладно, Ба, чего ты? Будет тебе пятерка. Глупый я, что ли? Первым делом – самолеты. А девушки потом. Так, что ли, там у вас? Только ты мне пообещай, что вечером как-нибудь Германа Ивановича отвлечешь, ну, найдешь ему какое-нибудь занятие или поговорите с ним о чем-нибудь, а то он на меня… ну, с того раза еще волком смотрит и к Жене подойти не даст. А мне поговорить с ней надо.

– Поговорите, раз надо, – вздохнула Ба. – Кстати, у Германа Ивановича сегодня день рождения. К нему сын вчера приехал. Так что ему не до тебя будет.

– Ну и отлично! – повеселел Левушка и, окрыленный перспективами, отправился за обещанной пятеркой по микробиологии.

После ухода Левушки Ба заварила несколько пакетиков пустырника – давление с утра подскочило, но она решила попробовать обойтись без таблетки. Наглотаться этой химии никогда не поздно. И прилегла подремать. Но так и не заснула, мешали всякие мысли – как-то встретятся Левушка и Женя? Они ведь, по сути сказать, совсем не знают эту девочку. Да, с виду славная и из хорошей семьи, но хватит ли у нее такта с пониманием отнестись к ее драгоценному внуку? Это был большой вопрос. Если вдруг что не так, он ведь и учебу запросто забросит, сколько таких случаев было. И действительно, что она тогда скажет Валентине? Ей, старухе, доверили воспитание внука, а она… Но что она может сделать в данном случае? Все свои шишки каждый должен собрать сам – так гласит одно из неотменяемых жизненных правил. Хотя, честное слово, собирать их самому гораздо проще, чем со стороны наблюдать, как это делают твои дети и внуки.