Читать книгу "Волга. История главной реки России - Дженет Хартли"

произвели в казаки[277], а в 1824 году оренбургскими казаками стало более 8000 солдат регулярной армии[278].

В то же время искоренялось любое подобие демократического принятия решений в казацкой среде – они были полностью под властью местной российской администрации во всех губерниях, где проживали. Казаки всегда хорошо дополняли регулярную российскую армию в качестве легкой кавалерии и разведчиков. Во время наполеоновских войн начала XIX века они уже полностью входили в состав армии Российской империи и были важным элементом почти во всех крупных битвах; казачья конница сыграла важнейшую роль в битве при Бородино и в преследовании наполеоновских войск во время их отступления из России в 1812–1813 годах. К этому времени казачий генерал Матвей Платов уже мог призывать казаков «пожертвовать всем ради защиты… престола»[279]. Таким образом, за одно поколение казаки превратились из потенциальных волжских мятежников в самых преданных слуг царя и защитников царского режима.

Во время восстания Разина в конце XVII века города на Волге и в других регионах защищались членами особой военной касты – так называемых стрельцов, появившихся при Иване IV и принимавших участие в 1552 году во взятии Казани. К XVII веку стрелецкое войско стало уже устаревать. Многие из стрельцов, размещенных в отдаленных волжских городах, были плохо вооружены, их дисциплина хромала, а местной торговле они уделяли не меньше времени, чем делам обороны. Часть стрельцов, защищавших Астрахань от Разина и его войска в 1670 году, на самом деле перешли на сторону мятежников. В 1680-е годы, после восстания Разина, в Царицын и Астрахань были направлены большие подкрепления: более 10 тысяч человек в Астрахань и более 2 тысяч – в Царицын[280]. Путеводитель того времени отмечал, что в 1690-е годы в Астрахани было 80 пушек и город был «укреплен деревянными бастионами»[281]. Однако такое укрепление не помешало очередному восстанию стрельцов в Астрахани в 1705 году, описанному в предыдущей главе.

В 1680–1690-е годы в Москве стрельцы участвовали во многих мятежах и восстаниях. После этих выступлений стрельцы перестали быть отдельным военным сословием, а большинство уцелевших вошло в состав новой петровской регулярной армии. Петр I модернизировал армию, введя новую современную боевую тактику и новые училища для офицеров, а также учредив промышленность, позволившую российской армии стать самодостаточной. В то же время непривилегированные члены общества – крестьяне и городские простолюдины – должны были нести воинскую повинность и избирались от общин голосованием (этот процесс более подробно описан в главе 8). За XVIII век русская армия стала крупнейшей в Европе. Согласно крупнейшему советскому исследователю истории русской армии, на момент начала правления Екатерины II в 1762 году она насчитывала 104 654 человека; в 1774 году ее численность составила 180 879 человек, а в 1791 году – 279 575[282]. Эти числа, впрочем, скорее формальны, нежели реальны: на самом деле многие рекруты по дороге в расположение армии умирали или дезертировали; так или иначе это было огромное войско, которое побеждало пугачевских повстанцев во всех организованных битвах. Неспособность армии подавить пугачевское восстание после освобождения Оренбурга и Казани была частично связана с иными факторами: занятость большей части русских вооруженных сил на Балканах в Русско-турецкой войне (которая закончилась только в июле 1774 года); самоуспокоенность многих командиров и правительственных чиновников после битвы под Оренбургом; удача Пугачева, сумевшего ускользнуть по степи вниз по Волге; просто огромные размеры и удаленность Поволжья, позволившие Пугачеву перегруппироваться. К 1801 году в русской армии было уже более 440 тысяч человек; к концу наполеоновских войн эта цифра достигла 700 тысяч[283]. Более того, армия состояла из одних и тех же людей. Неудачливые крестьяне и горожане забривались в солдаты на всю жизнь (после 1793 года – на 25 лет, но для большинства рекрутов это и был пожизненный срок). Это значило, что со второй половины XVIII века постоянная обученная армия могла подавлять любые волнения и не была склонна к переходу на сторону восставших. Войска регулярно использовались для подавления мятежей крепостных – как на Волге, так и на уральских заводах.

Армия по преимуществу была русской и православной. Большинство офицеров во второй половине XVIII века были этнически русскими, хотя в офицерском корпусе всегда было много остзейских немцев (чаще всего лютеран по вероисповеданию) и иностранных наемников. Армия, победившая под Оренбургом восставших башкир и подчинившая население после восстания, была в первую очередь русской армией, служащей интересам империи, однако инородческие волжские племена тоже обязаны были становиться рекрутами или заниматься принудительным трудом в интересах армии. В 1718 году мордовских и чувашских крестьян заставили валить лес по берегам Волги для строительства русского флота[284]. В 1722 году рекрутский набор в регулярную армию стал распространяться на татар, мордвинов и марийцев (а татарских мальчиков в возрасте 10–12 лет могли забрать в юнги) на тех же основаниях, что и на русских крестьян[285]. Кочевые племена Поволжья, в том числе башкиры и калмыки, в XVIII и начале XIX века использовались как нерегулярные войска[286]. Во время Наполеоновских войн из башкир было сформировано 28 полков, каждый по 500 человек; они сражались при Бородине, Дрездене и Лейпциге[287].

Быть солдатом-мусульманином в русской императорской армии в то время не считалось проблемой – во многом потому, что по сути пожизненная служба означала большую лояльность армии или своему полку, чем месту происхождения солдата. Многие мусульмане Поволжья записывались в казачьи войска на Тереке на Северном Кавказе. В 1826 году Черниговский пехотный полк, служивший на Кавказе, включал в себя нескольких представителей нерусских народностей из Казанской и Симбирской губерний. Среди них были 28-летний Платон Егоров, мордвин из Симбирской губернии; 21-летний Якуб Тиморалеев, татарин из Казанской губернии; 28-летний Козьма Михайлов, крещеный мариец из Казанской губернии; 22-летний Семен Симонов, крещеный чуваш из Симбирской губернии» 21-летний Мустай Баязитов, татарин из Казанской губернии[288].

Проблемой России в начале XIX века был не недостаток войск для подавления мятежей и контроля населения, а сложность размещения их в империи в мирное время и логистические сложности отправки их на места народных волнений. Плохое качество дорог оставалось серьезным препятствием: войска можно было отправить из Московской губернии по большому тракту в Нижний Новгород или Казань, но в Среднее и Нижнее Поволжье приходилось добираться только по реке или проселочными дорогами. Большая часть регулярной армии была расквартирована в центральных и западных губерниях для готовности к кампаниям в Центральной Европе, а не в Поволжье[289]. В XVIII веке была предпринята попытка улучшить главные дороги – не только ради перемещения войск и улучшения торговли, но и для того, чтобы чиновники из Москвы могли доехать до губерний и провести ревизии; однако к югу от Нижнего Новгорода коммуникации оставляли желать много лучшего.

Правительство, как мы уже упоминали, также устроило дополнительные «линии» гарнизонов для защиты и контроля границ. Эти гарнизонные войска были дополнением к регулярным и