Читать книгу "Один против всех - Борис Седов"

О втором варианте думать не хотелось.

Я вернулся к главному входу, сел на скамью и закурил. Мыслей в голове пока не было, были немногие факты, которые мне удалось собрать, осматривая дом и сад. Меня не было ровно десять дней, женщины могли исчезнуть в любое время, но ягоды в пластмассовом ведре были крепкими и не тронутыми плесенью, даже привычной мошкары над ними почти не было. Значит, крыжовник нарвали максимум дня два назад…

Я потушил сигарету и решил еще раз обойти сад, оставалась еще та его часть, где стояла баня. В саду никаких следов не было, а дверь бани оказалась приоткрытой, и я заглянул туда. В предбаннике, сжимая в руках двустволку, лежала тетя Глаша…

Я пощупал пульс, больше по привычке, чем надеясь услышать биение крови. Шея была холодной и неживой, пульса не было. Я попытался вспомнить, что же такое говорил нам в училище старичок-преподаватель о степени трупного окоченения, о том, как по внешнему виду покойника определить срок смерти, и что сделать, чтобы узнать, от чего человек умер.

Все эти сведения были абсолютно неприменимы в боевых условиях, где лучшим свидетельством о смерти противника является контрольный выстрел в голову, а время, когда он умер, можно отсчитать по собственным часам.

Однако курс такой был, и я тоже посетил две или три лекции. Старичок рассказывал интересные, но совершенно ненужные вещи, и понимал это сам, но говорил, что жизнь может повернуться по-всякому, а знание лишним не бывает.

Ничего из его лекций я не помнил, а если бы даже и помнил, то не знаю, что бы мне это дало. Теперь уже не было никакой разницы, вчера или позавчера убили тетю Глашу, а в том, что ее убили, сомнений не было - на левой стороне, ближе к центру груди, расплылось большое кровяное пятно. Я нагнулся и понюхал ствол ружья. Слабо пахло порохом, и один курок был спущен. Глория Викинговна пыталась отстреливаться…

- Эй, есть кто живой! - донеслось из сада. - Гла-а-ша, ты где?

Я осторожно, стараясь не шуметь, выбрался из бани и замер, прислушиваясь.

- Спят они, - сказал другой голос, - на обратном пути зайдем.

Скрипнула калитка, опять повисла мертвая тишина.

«Хоть бы комар какой пролетел», - подумал я и выглянул из-за угла дома.

Улочка была пуста, и я вышел из сада. Возвращаться в дом и вытирать отпечатки пальцев смысла не имело. Я прожил тут без малого два дня и изрядно наследил на радость криминалистам. А в том, что похитители Светланы следов не оставили, можно было не сомневаться.

На пути к станции я опять никого не встретил, бабушка с бидоном парного молока дремала на лавочке у своего дома, и ничья собака лежала в пыли поперек дороги. Ни бабушка, ни собака меня не заметили.

Я проехал одну остановку, вылез в Можайской и пошел на могилу Наташки. Кто-то положил на могилу свежие цветы и несколько дешевых конфет-карамелек.

Позвонить Сергачеву, что ли, подумал я и сел на скамейку.

Наташка на фотографии весело смеялась, но глаза у нее были грустные.

- Потеряли мы Светланку, - сказал я фотографии, - украли ее плохие люди, не уберег я ее, прости…

Наташка продолжала с укоризной смотреть на меня, и я отвернулся.

А может, это Черных, его иезуитские игры, подумал я и вытащил из кармана телефон.

- Слушаю, - вальяжно ответил голос престолонаследника.

- Кастет говорит.

- А, Лешенька, - голос стал сладок и еще более ненавистен. - Как наши дела, как операция?

- Светлана пропала! - сказал я зло. - Не твоих рук дело?

- Светлана? - удивился Черных. - Ах, эта… - Он помолчал. - Я же тебе ее вернул, чего ты от меня хочешь?

- Пропала она, пропала, ты чего не понимаешь, что ли?

- Ну пропала, - вяло сказал Черных. - Ты операцию-то сделал?

- Так, Черных, объясняю популярно, только для тебя… Почему я ввязался в эту твою байду с «Русским путем»?

- Почему? - вопрос показался ему странным. - Ради спасения России, будущего нации…

- Ради спасения Светланы и ее будущего, понял?

- Да, действительно. И чего же ты хочешь?

- Продолжаю популярно объяснять. Так как Светланы сейчас рядом со мной нет, то и резона сотрудничать с тобой я не вижу! Чао, как говорится, какао!

- Что? - закричал Черных, - что ты сказал?

«Ага, пробрало», - подумал я, а вслух произнес жестким стальным голосом, так подходящим к моему новому лицу:

- Я сказал, что не вижу смысла в нашем дальнейшем сотрудничестве.

- Нет, это я понял, а потом?

- Потом? - переспросил я. - Потом - чао-какао.

- Подожди, - голос Черных изменился, стал каким-то другим, человеческим, что ли, - подожди минутку, пожалуйста…

- Пожалуйста, - ответил я и стал ждать.

Черных у себя в Германии глубоко вздохнул, шмыгнул носом и снова замолчал. Я вытащил платок и протер Наташкину фотографию, глаза у нее стали смотреть веселее.

- Леша, ты слушаешь? У твоей Светланы вшита капсула, я тебе говорил, что ее можно активировать радиоимпульсом. Так вот, этот чип, реагирующий на радиоволны, может служить в качестве маяка, по нему можно определить, где находится субъект-носитель. Ты меня понял?

- Понял, - сказал я.

Все-таки этот Черных - голова, хоть и сволочь.

- Завтра… Нет, завтра не получится, послезавтра свяжись со мной, я переправлю в Питер датчик, по которому можно определить местонахождение носителя. Отсюда, из Германии, не получится - далеко, а в Питере, если она в Питере, точность локации до нескольких метров. Все понял? Послезавтра обязательно свяжись со мной, ты мне нужен, у нас впереди великие дела!

- Понял, - сказал я, - свяжусь, - и добавил назло Черных: - Чао тебе, какао!..

Наташка на фотографии смотрела совсем весело, я поцеловал ее в холодные эмалевые губы и бодро пошел на станцию. Нужно было думать, где провести эти два дня.

Глава десятая

Черный ворон на гербе

Я набрал номер и приготовился ждать. По моему разумению, трубку должны были снять не сразу.

- Слушаю вас внимательно, - ответил дрожащий мужской голос.

- Палыч? - спросил я сурово. - Господин Совков с вами говорит.

- Да! Я слушаю вас, господин Совков! - голос Палыча изменился, стал бодр и услужлив.

- Мне нужно встретиться с вами! Крайне необходимо! Продиктуйте ваш адрес!

- Но я…

- Диктуйте, Палыч, время не ждет! Вы живете в Ульянке?

- Да, но откуда… Ну, конечно, у партии длинные руки… Я понимаю…

- Говорите адрес, - сказал я совсем сурово.