Читать книгу "Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями - Марк Туллий Цицерон"

Сгорание Земли – учение об «экпиросисе», воспламенении и периодическом сгорании Земли, после которого она оказывается полностью обновленной, и на ней возникает жизнь. Это учение восходит отчасти к Гераклиту Эфесскому, оно полностью разделялось школой стоиков, к ней здесь присоединяется Цицерон. Стоики ввели такое понятие, как «великий год», существование Земли между двумя пожарами. Образ очистительного мирового пожара вошел в культуру, в частности в русскую. Достаточно вспомнить «гибельный пожар» жизни и «мировой пожар» революции в поэзии А. Блока.

Далее объясняется, что большой год – это полное возвращение всех светил в исходное положение, из-за чего огонь при таком расположении начинает распространяться по всем светилам так же, как в момент, когда он их зажег. Экпиросис мыслился как масштабная катастрофа, сопоставимая со Всемирным потопом, хотя от стихии противоположной природы.

Какое имеет значение, если те, кто родится впоследствии, будут о тебе говорить, когда о тебе ничего не сказали те, кто родился в твое время? А ведь они были и не менее многочисленными и, конечно, лучшими мужами – тем более что ни один из тех самых мужей, которые могли услышать наше имя, не смог добиться памяти о себе хотя бы в течение года. Ведь люди обыкновенно измеряют год по возвращению одного только Солнца, то есть одного светила; но в действительности только тогда, когда все светила возвратятся в то место, откуда они некогда вышли в путь, и по истечении большого промежутка времени принесут с собой тот же распорядок на всем небе, только тогда это можно будет по справедливости назвать сменой года.

Сколько поколений людей приходится на такой год, я не решаюсь и говорить. Ведь Солнце некогда, как показалось людям, померкло и погасло, когда душа Ромула переселилась именно в эти храмы; когда оно вторично померкнет с той же стороны и в то же самое время, вот тогда и следует считать, что, по возвращении всех созвездий и светил в их исходное положение, истек год. Но – знай это – еще не прошло даже и двадцатой части этого года.

Если между смертью Ромула (716 г. до н. э.) и разговором (149 г. до н. э.) прошло меньше одной двадцатой большого года, то в целом такой год составляет не менее 11 340 лет, но скорее даже более. У Гераклита Эфесского великий год скорее был короче в два раза, хотя свидетельства тут не вполне ясны. Обычно в основе исчисления великого года лежит вавилонская система счисления, с опорными числами 12 и 60. Так, вавилонский жрец Беросс определял великий год сроком в 3600 лет, эллинистический астроном Гиппарх – в 36 000 лет. Макробий в комментарии дает число 15 000 лет.

Поэтому, если ты утратишь надежду возвратиться в это место, где все предназначено для великих и выдающихся мужей, то какую же ценность представляет собой ваша человеческая слава, которая едва может сохраниться на протяжении ничтожной части одного года? Итак, если ты захочешь смотреть ввысь и обозревать эти обители и вечное жилище, то не прислушивайся к толкам черни и не связывай осуществления своих надежд с наградами, получаемыми от людей; сама доблесть, достоинствами своими, должна тебя увлекать на путь истинной славы; чтó говорят о тебе другие, о том пусть думают они сами; говорить они во всяком случае будут.

Однако все их толки ограничены тесными пределами тех стран, которые ты видишь, и никогда не бывают долговечными, к кому бы они ни относились; они оказываются похороненными со смертью людей, а от забвения потомками гаснут».

После того, как он произнес эти слова, я сказал: «Да, Публий Африканский, раз для людей с заслугами перед отечеством как бы открыта тропа для доступа на небо, то – хотя я, с детства пойдя по стопам отца и твоим, не изменял вашей славе – теперь, когда меня ждет столь великая награда, я буду еще более неусыпен в своих стремлениях».

Он ответил: «Да, дерзай и запомни: не ты смертен, а твое тело. Ибо ты не то, что передает твой образ; нет, разум каждого – это и есть человек, а не тот внешний вид его, на который возможно указать пальцем. Знай же, ты – бог, коль скоро бог – тот, кто живет, кто чувствует, кто помнит, кто предвидит, кто повелевает, управляет и движет телом, которое ему дано, так же, как этим вот миром движет высшее божество. И подобно тому, как миром, в некотором смысле смертным, движет само высшее божество, так бренным телом движет извечный дух.

Разум (mens) – у Цицерона общее понятие для умственной деятельности, объясняющее поступки и мысли человека, противопоставлено «образу» (forma) и «внешнему виду» (figura) – оба эти слова употреблены не в строго философском смысле, но в бытовом, для обозначения материального облика человека. Далее Цицерон настаивает, что ум человека имеет божественную природу, так как подражает верховному божеству в способностях владеть не только телом, но и всем временем. Кто помнит прошлое и предвидит будущее, тот и божествен.

Ибо то, что всегда движется, вечно; но то, что сообщает движение другому, а само получает толчок откуда-нибудь, неминуемо перестает жить, когда перестает двигаться. Только одно то, что само движет себя, никогда не перестает двигаться, так как никогда не изменяет себе; более того, даже для прочих тел, которые движутся, оно – источник, оно – первоначало движения. Но само первоначало ни из чего не возникает; ведь из первоначала возникает все, но само оно не может возникнуть ни из чего другого; ибо не было бы началом то, что было бы порождено чем-либо другим. И если оно никогда не возникает, то оно и никогда не исчезает. Ведь с уничтожением начала оно и само не возродится из другого, и из себя не создаст никакого другого начала, если только необходимо, чтобы все возникало из начала. Таким образом, движение начинается из того, что движется само собой, а это не может ни рождаться, ни умирать. В противном случае неминуемо погибнет все небо, и остановится вся природа, и они уже больше не обретут силы, которая с самого начала дала бы им толчок к движению.

Вечно – далее Цицерон излагает концепцию перводвигателя, обоснованную Аристотелем: чтобы существовало движение, должно быть начало движения, но чтобы вещи могли возникать и исчезать, это движение должно быть вечным, иначе их возникновение и уничтожение будет подрывать возможности возникновения новых вещей, и движение, оказавшись лишь равнодействующей частных движений, непременно остановится. Тогда как вечное движение позволяет обосновать любой переход от неподвижности к движению, делая возможным любые его режимы, а значит, и существование вещей как движущихся.

Итак, коль скоро явствует, что вечно лишь то, что движется само собой, то кто станет отрицать, что такие свойства дарованы духу? Ведь духа лишено все то, что приводится в движение толчком извне: но то, что обладает духом, возбуждается движением внутренним и своим собственным; ибо такова собственная природа и сила духа. Если она – единственная из всех, которая сама себя движет, то она, конечно, не порождена, а вечна.

Самоподвижность – свойство вечного движения, которое не имеет начала в каком-то другом движении, но только в самом себе, поэтому, начав осуществляться, осуществляет себя как вечное. Цицерон считает это свойством человеческого духа (animus), мы бы назвали это скорее «сознанием», но если наше сознание может быть признано вечным только в полагании себя (в способности мыслить себя как себя), в том, что человек мыслит себя как некую очевидность, а дальше уже материалисты скажут, что вечна только мысль, а идеалисты – что вечна вся человеческая личность, – то дух по Цицерону вечен, потому что уже приведен в движение без посторонней помощи, значит, может всегда отыскать в себе источник дальнейшего движения и существования, раз он сбывается только как движущийся. Получается, что и небо, и дух человека надо признать живыми, разумными и вечными, и пробуждение духа соответствует бытию божественного неба как такового.