Читать книгу "Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор"

– Что именно?

– После того как Харпер вернулась в Бёрлингтон, она стала сама не своя. Жаловалась ему на кошмары, часто звонила посреди ночи. А еще она, оказывается, со школы проводила с подругами «шабаши» и училась викканству по справочникам. Я нашел в ее кошельке визитку эзотерического магазина, – Коул протянул ее мне, золотую до вульгарности. – Тебе не нужно? Их слоган «Ведьмочкам от ведьмочек»…

– Барахло, – я выбила карточку у него из руки, презрительно фыркнув. – Значит, Харпер увлекалась оккультизмом… Я так и думала. Поэтому магия и выбрала ее в качестве вместилища.

Коул снова ушел с головой в работу, а я, убедившись, что Сэм отправился в отдел криминалистики, тайком вернулась за его стол и тоже закопалась в документах.

И так на протяжении двух недель. Даже вечера мы с Коулом коротали одинаково: скачивали новые серии популярных сериалов, а затем я учила его готовить ирландское рагу или придирчиво читала меню китайского ресторана, чтобы заказать ужин на дом. Этот вечер должен был быть таким же. Коул размял спину и поманил меня рукой, крутя на большом пальце ключи от машины, когда рабочий день подошел к концу. Бумажная волокита утомляла похлеще самых изощренных ритуалов, и глаза у меня загорелись: наконец-то домой!

– Я сейчас, – бросил мне Коул, заметив шефа полиции в конце коридора и жестом веля подождать еще чуть-чуть. – Мистер Миллер! Вы, кажется, хотели меня видеть?

Из прозрачного стеклянного кабинета доносились обрывки фраз, но лишь часть из них касалась моего незаконного присутствия в убойном отделе. То, что я услышала после, было хуже: обвинения и требование найти так называемого «ритуального убийцу», пока за дело не взялось ФБР. Неудивительно, что Коул, покинув стеклянный кабинет, больше не улыбался.

– «Статистика упала с пятидесяти пяти процентов до восемнадцати», бла-бла-бла… – передразнила я голос Миллера, заходя за Коулом в лифт. – Пф, да что он понимает! Ему же невдомек, что убийства-то сверхъестественные.

Моего оптимизма Коул не оценил. Я почувствовала себя виноватой: дав обещание помочь Коулу с расследованием, я в итоге не принесла ни капельки пользы за столько дней. Лишь отвлекала его от работы и налаженного быта. В машине мы ехали молча, а я все вспоминала, что Коул больше всего любит из еды и чем еще я могу поднять ему настроение.

Я успела разуться и дойти до гостиной, когда мой план с настольными играми и домашним яблочным пирогом внезапно рухнул.

– Сколько раз можно просить тебя не разводить такой хаос в ванной?!

– Какой еще хаос? – вздохнула я в ответ, смотря на Коула, выходящего из ванной комнаты с влажным полотенцем на плече после того, как дважды вымыл руки с мылом. – Я всего лишь перелила остатки своего шампуня в новый флакон.

– И поменяла местами крышки! Красная к красной, синяя к синей. Не наоборот! Из-за тебя я мог выдавить на волосы этот твой крем для депиляции.

– Я ведь не трогала этикетки… Просто разные крышки!

– Да, но они разноцветные, и цвета не совпадают с этикетками, – сказал он с таким драматизмом, будто моя ошибка действительно могла стоить ему жизни. – И, прошу тебя, впредь, когда будешь рыться в моих дисках, складывай все на место!

– Да я переложила их на другую полку…

– Зачем?! Порядок, Одри, – процедил Коул, прижав пальцы к вискам. – Я просто хочу, чтобы дома было чисто. Я и так все убираю за тобой…

– Ну прости, а я зато всю нашу одежду глажу! Если бы не я, так и ходил бы, как после аварии на текстильной фабрике. И еще я готовлю каждый день!

– А я тебя об этом не прошу!

– В таком случае в следующий раз давись своими заморозками и не тяни лапы к моему бефстроганову! – рявкнула я, вспылив, и Коул насупился.

Пат. В перепалке взяла ничья, и я упала на диван рядом с мурчащим Штруделем, выуживая из-под него кожаный футляр, чтобы успокоиться. Вряд ли теперь, после взбучки на работе и ссоры, Коула утешит какая-то «Монополия». Как же мне все исправить?

– Ох, пожалуйста, – всплеснул он руками при виде скрипки, загородив собой свет от ламп.

На его лбу проступли морщины, и скулы, и без того острые, как нож для бумаги, прорезались. Ямочку на подбородке окружала щетина, которую Коул сбреет уже следующим утром, как тщательно сбривал ежедневно.

– Да что опять не так? – взвыла я, когда он застыл в таком положении, вперив руки в бока.

– Ты ведь не собираешься играть? – поинтересовался он осторожно.

– Собираюсь, – пожала плечами я, и все вдруг испортилось окончательно и безвозвратно.

– Прямо сейчас?! Ты ведь знаешь, как шумно в офисе и как я устаю от этого. Я прихожу домой ради тишины и уединения, а не ради того, чтобы услышать симфонический оркестр!

– Ну, я могу просто уйти в другую комнату…

– Это не поможет. Твой «Бал Сатаны» слышно на всю округу, Одри! Я и так терплю тебя…

– Терпишь меня? – внутри что-то надломилось, и Коул застыл, прижав руку ко рту. – Ах вот, значит, как…

Мое терпение лопнуло. Бытовые придирки и раздражение из-за отсутствия личного пространства, ведь мы сосуществовали бок о бок двадцать четыре часа в сутки – и дома, и на работе. Конфликт, давно зреющий между нами, переспел, как яблоко. Я взбесилась, подхватила скрипку и натянула поверх толстовки старое пальто.

– Подожди… Давай просто составим распорядок дня, чтобы…

– Не утруждайся, – бросила я холодно. – Я больше не буду играть дома. Буду делать это на улице. Может, заодно и денег заработаю, чтобы съехать от тебя, чистоплюя!

Коул ничего не ответил, и я вышла за дверь.

Как же, оказывается, тяжело жить вместе!

Я брела куда глядят глаза, слишком вымотанная после дня в офисе и ссоры, которую никто из нас в глубине души не хотел затевать. Я знала, что уже завтра буду раскаиваться за свой характер и эгоизм, а Коул – за излишнюю педантичность, но сейчас мне следовало остыть, и я не знала способа лучше, чем этот.

Дойдя до главной площади возле собора, где обычно устраивался выходной рынок, я примостилась к дереву возле фонтана. Бросив перед собой раскрытый чехол, обшитый изнутри малиновым бархатом, я приставила инструмент к плечу и заиграла, не позволяя себе растеряться под мимолетными, но колкими взглядами прохожих.

Однажды я провела так всю неделю в весеннем Лос-Анджелесе, играя день и ночь на скрипке посреди оживленных улиц, когда Рэйчел не стало, а мои финансовые запасы иссякли. Еще наивная и неиспорченная, я тогда и не мыслила о воровстве, ведь ведьмы ковена Шамплейн не воруют – это делают люди, а мы выше людей. Теперь-то я знаю, что это не так.

Вот и сейчас звон монет, сыплющихся в футляр, нарастал. Я играла «Времена года» Вивальди, начав с «Грозы». Она была первым, чему меня обучила мама из сложного репертуара. Мне тогда только исполнилось десять, а мое музыкальное детство с упрощенными версиями Моцарта уже закончилось. К четырнадцати годам я умела исполнять то, чего многие не умели и в двадцать, но и времени на практику уходило достаточно. Звуки скрипки с младенчества служили мне не только отдушиной, но и уроком титанического труда: чтобы услышать прекрасное, нужно было рассечь подушечки пальцев в кровь и не спать ночами. Так же дела обстояли и с магией – мама пыталась донести до меня это с помощью скрипки. Ей удалось привить мне рвение к музыке, а вот ко всему прочему…