Читать книгу "Мёд жизни - Лидия Сычева"

Большое дерево питало малое, стоящее поодаль, и вот уже малое превратилось в дерево взрослое, вроде бы даже «отдельное», вроде бы даже выросшее – на посторонний взгляд – само собой.

Этой весной ветви старого и молодого дерева соединись, образовав арку. Летом, когда серебристая листва окутает кроны, как красив будет этот удивительный, волшебный, триумфальный свод нашей любви!

Мы – одно целое, одно дерево. Ты и я.

В густых ветвях старого тополя жили птицы. Мне они казались райскими (может быть, это были обыкновенные сойки, не знаю). Но так плавно они кружили в небе, так проворно исчезали в кроне, так красивы были их распущенные веером хвосты, что, наверное, это всё-таки были волшебные птицы.

Яблонька цветет так рясно, так яростно, будто это последний день её жизни. Вот так и мне хочется рассказать о своей любви: ликующе-безнадёжно! Да, что бы я не сказала, мне не повторить застенчивого, сладкого и чистого аромата этих цветов, синь ещё холодного неба, ясные, прямые, неиссякаемые лучи солнца, от которых вспыхнули на земле золотые жаркие одуванчики. «И на этой, на земле огромной, счастлив тем, что я дышал и жил». Я знала эти строки наизусть с отрочества, но всё равно переписывала их в заветную тетрадку – чтобы они всегда были у сердца. Мне казалось, так будет верней – стихи никто и никогда не сможет у меня отнять.

Цветущий сад всегда прав. Красота, как цветущий сад, всегда права.

– А что бы ты делала, если бы узнала, что тебе жить осталось полгода?

Дети наши насмотрелись страшного иностранного кино (про «нравственный выбор»), взволнованны.

– Ну, я бы всем рассказала, что, мол, всё, жить осталось полгода.

– А потом?

– Жила бы точно так, как сейчас, – смеюсь я.

Проснулась утром и первая мысль: как же люди живут без любви? Думаю: надо обсудить с тобой. И тут же расхохоталась: так я же сама без неё жила! Правда, я всё время искала любви. И готова была найти её в самом ничтожном предмете. И Бог, видя мою беспомощность, смилостивился.

Каждый человек, я верю, несёт громадный заряд готовности любить. Почему же это чувство даётся только единицам? К чему эта награда обязывает? (Страшно и подумать!) Или царский дар – без отдачи?!

Ой, не знаю…

И в том, как фырчит ёж у тропы, как цветёт вишня и летит стриж, как растёт чеснок на грядке, как охорашивается малинник, одевая голые ветки густой листвой, как просыпается виноградная лоза у ограды, – нет, не погибла она в окаянную, с оттепелями и морозами, зиму; как застенчиво серебрится ландыш среди плотных тёмно-зелёных листьев-ладоней; так вот, во всём этом – моя любовь к тебе, моя неповторимая радость, невысказанная от того, что передать её невозможно.

– Кто вы? – восхищенно выдохнул продавец рыбы. – Можете и не брать ничего, с вами и поговорить счастье! Приходите почаще, прошу вас!

– Ну уж! – остужаю его пыл. – Кто? Гражданка РФ, электорат. Налогооблагаемая база. Давайте мне без лишних восторгов три честных хвоста подешевле. Хек серебристый, например. Давно уж пора ему приплыть в хорошие руки.

Я всегда в хорошем настроении, когда я с тобой – пусть даже только мысленно – но с тобой.

Уходя с рынка, поправила продавца:

– Не «кто вы?», а «чья вы?» – правильный вопрос.

…Серебристый хек был приготовлен на славу. Пообедали неспешно, с аппетитом и тщанием, тут и пошли родительские воспоминания:

– Раньше, бывало, камсы привезут, очередь страшная в магазине, всем охота попробовать.

– По полкило в руки давали.

– Каждому ж охота рыбки съесть.

– А до войны у кого хлеб без макухи, те считались богатыми.

– 37-й год, 38-й, 39-й – у нас желуди добавляли в муку.

– А в колхозе на трудодень в Сталинградской области давали по килограмму зерна, а у нас – по двести грамм.

– Батяня рассказывал: пришёл агитатор партейный, стал в колхоз загонять. Федя Рябый размечтался: «А как мы мёд будем есть?» – «Ложками, ложками!»

– Хе-хе.

– А теперь всё есть в магазинах!

– Да…

– Всё есть, а радости – нету. Раньше идём с поля, уморенные, а песни как заведём!.. Откуда и силы брались?!

Варю ли я борщ, сажаю ли огород, веду ли необязательные беседы, живу ли вынужденной жизнью, любовь моя всегда со мной. Но всё же самое сладостное в ней – когда мы рядом.

Дедушку с бабушкой, кота и кур, яблоню и сад, старый дом и новый забор я оставляю на наших детей – майские праздники они проведут здесь, на родной земле. Беспечные, они не понимают её ценности и силы.

Дети натягивают гамак между грушей и сливой. Здесь, в краю вечного крестьянского труда, они обустраивают «европу».

Я же возвращаюсь в большой и тяжелый город, но на самом деле – к тебе.

В день отъезда я проснулась рано, и – высокое чувство захватило меня. Будто бы не надо никуда спешить, и что-то радостное, чудесное ожидает меня; может быть, плеск тёплой волны, или – поющий птицами лес, или – пологая тропа на кручу, с которой я увижу мир до самых туманных горизонтов, – в общем, это была заветная минута – наступившее ясное утро.

Я мысленно просигналила, что отдаю утро только тебе. Всю эту заполошную неделю я мало думала, потому что мешали заботы. А в сущности, зачем они, если нет любви?! Без любви жизнь теряет краски, превращается в чёрно-белый, печальный и ненужный рисунок.

И я стала мечтать, как мы встретимся, как я буду говорить тебе эти слова, и голос мой будет сбиваться (от волнения), и как ты будешь улыбаться и хмуриться – ты всегда строг к форме, всегда стремишься к совершенству; и радуешься, когда у меня получается хорошо, а за мои «сбои» переживаешь сильней, чем за себя.

Если бы не наше с тобой чувство, то гигантские цунами накрыло бы землю, или пробудился бы вулкан и засыпал пеплом свет, или солнце послало нам убийственный огонь; в общем, это мы держим планету на плечах; без нас мир давно бы погиб, или – что точнее – мы бы погибли, если бы не встретили друг друга.

Нежность соединила нас. Это как цветущая черемуха или спящий ребёнок. Нежность! Мы заботливо «прикрывали» друг друга от грубости жизни. Тот, кто не знает нежности, не знает настоящей любви.

Я думала о тебе, а ты был в отъезде, по работе, там даже спутниковая связь не берёт. Но я-то знала: нежность – как первый снег, как ласка матери, как лепестки ромашки; я знала, ты меня хорошо слышишь и мы ещё обнимем друг друга!..

Ах, как жаль, что раньше я была слишком послушна обстоятельствам, не дерзила им, исправно отдавая «должное» – работодателям, чужим людям, условностям; старалась «быть вполне хорошей» для всех – в ущерб нашей любви; как жаль, что раньше мне не хватало отваги быть собой. По праву рождения – точно так, как есть права у растущей травы, поющей птицы или звенящего листьями могучего тополя.