Читать книгу "Тайны Далечья - Марина Юрина"

– Ничего, мы к водице небесной привыкшие! – прокричал в ответ десятник, подумавший, что отшельнику самому надоело в болоте мерзнуть и охота скорее домой попасть. – Велела нам барыня тебя для разговору привести, а приказ есть приказ! Мы люди служивые, приказы исполнять точь-в-точь приучены! Так что нам без тебя никуда. Вылазь из норы, все равно сыщем!

– Ну, что ж, ищи, раз такой несмышленый! – прозвучал из-за деревьев ответ. – А когда не найдешь и обратно к хозяюшке своей распрекрасной с пустыми руками заявишься, то мои слова передай. Коль она со мной говорить хочет, так пущай сама одна ко мне в лес пожалует. Кому больше надо, тот башмаки и стаптывает!

– Ах ты, скотина мерзкая, ишь чего удумал, охальник! – осерчал десятник, услышав такую дерзость. – А ну-ка, ребятушки, живо мне его притащите! Хоть плеткой потчевать наглеца и не велено, но кулаки почесать о мерзавца не грех!

Кинулся люд служивый в лес Диона искать, да только прятаться тот был мастак. Всю округу отшельник, как свои пять пальцев знал, каждый укромный уголок был ему в чаще лесной ведом. Проплутали охраннички, пробегали понапрасну, да и вернулись к избушке ни с чем. Стоят перед десятником, пот со лба утирают, дышат часто да руками виновато разводят. Неловко им, что не смогли приказ исполнить да супостата сыскать. Нахмурился десятник, да только серчать на подчиненных не стал. Верность они свою доказали, чести не посрамили; сделали, что смогли, да кто ж знал, что дурень лесной таким пройдой окажется?

Чуток передохнули, оправились да и пошли прочь. Тяжко и страшно им было с пустыми руками в усадьбу возвращаться, боялись гнева господского. Да только женушка барская к их неудаче с пониманием отнеслась. Впервые за долгие месяцы улыбнулась Несмеяна украдкой, да по палатам отряд отдыхать распустила. Не обманул Дион ее ожиданий: имелись у него и сила жизненная, и знания, и воля, а также самолюбие, другим холопам неведомое. Такие люди в Далечье редко попадались. Ради беседы с таким самородком не грех было и башмаки дорогие стоптать!

* * *

Два дня и две ночи жил отшельник в спокойствии. Подумывать уж начал, что народ из усадьбы к нему дорогу забыл, но на третий день ближе к полудню послышался из лесной чащи шум. Встревожился Дион, хотел снова спрятаться, да не успел. Вышла из-за деревьев сама барыня в сопровождении пятерых услужниц. В перепачканном грязью, порванном платье была Несмеяна столь прекрасна, что не смог дурень глаз отвести. Смотрела красавица на него, а он на нее, обомлев, таращился. Было во взоре у нее что-то такое, что привлекало и завораживало, равнодушным не оставляло. Часто видал Дион барыню на народных гуляниях, но ни разу она так не смотрела, притом именно на него. Загляделся отшельник и не заметил, как охраннички барские из леса тихо появились, сзади его обошли и за руки крепко схватили.

– Не троньте его, он худого не причинит! – прозвучал голосок, подобный журчанию весеннего ручейка.

Послушались служивые, отпустили дурня да расступились. А тот стоит и на госпожу таращится; ни за посох верный схватиться, ни в лес бежать и в мыслях нет.

– Ну вот, как пожелал, сама к тебе в гости пришла, – одарив отшельника белоснежной улыбкой, произнесла барыня, – но только уж, извини, не одна, ведь тебя я совсем не знаю. Не тревожься, люди мои в сторонке постоят и беседе нашей не помешают.

Только молвила Несмеяна, как молодцы служивые вместе с девками поляну покинули и в лесу скрылись. Хоть слуги барские и ушли, но не покинуло отшельника неприятное ощущение, чувствовал он на себе взоры недобрые; догадывался, что охранники за деревьями прячутся, глаз с него не сводят и луки свои оглаживают.

– А о чем нам с тобой, барыня, беседы водить? – подивился отшельник. – Я человек лесной, не то что тебе, госпожа, но и деревенским парням не ровня. Даже люд сельский разговора со мной чурается. Что тебе от меня, красавица, надобно?

Не поморщилась Несмеяна от слова дерзкого (не позволено было простолюдинам барынь красавицами называть), а лишь улыбнулась загадочно и приветливо молвила:

– Тайн ты много, отшельник, знаешь: как мужика свирепого касанием легким остановить да как зверя лютого одним взглядом укротить. Есть в тебе сила, остальным неведомая. Желаю ее истоки узнать да к ней приобщиться. Хочу уметь все, что ты умеешь, да знать то, что тебе ведомо!

– Да я ж ничегошеньки…

– Молчи! – персты тонкие вдруг нежно коснулись потрескавшихся уст отшельника. – Не оскорбляй мой слух ложью! Есть у тебя тайны, я знаю! Ты со мною ими поделись, а уж я, поверь, внакладе не останусь, одарю тебя и золотом, и серебром! Ну а коли тебе монеты без надобности, то и на другом сойтись можем! Любое твое желание исполню! Хочешь избу новую мои слуги живо построят! Хочешь коня резвого, бери целый табун!

– Ох, барыня-барыня, – покачал головою Дион печально, – привыкла же ты жизнь монетой звонкой мерить. Никак не поймешь, что не все продается да покупается!

– Не дерзи! – отпрянула Несмеяна и едва сдержалась, чтобы не наградить наглеца пощечиной. – Не забывай, что хоть ты и в лесу живешь, но все равно – мой холоп. Я слово скажу, и тебя на суку тут же вздернут!

– Твоя правда, – потупив взор, произнес Дион. – Хоть жизнью своей особо и не дорожу, но расставаться с ней раньше срока ой как не хочется… Поведаю тебе, госпожа, в чем мой секрет. Да только ведь он тебе того… без надобности. У тебя и слуг полон двор, и сама ты вон какая красавица! Стою пред тобой, и аж дух захватывает, а коленки, подлые, подгибаются. К чему тебе таинство мудреное, коль в красоте и в знатности твоя сила?! ^

Не ответила Несмеяна Прекрасная, лишь пряди волос своих восхитительных рукою со лба откинула и улыбнулась пленительно.

– Пойдем скорей в избу! Не хочу, чтоб твои откровения уши чужие услышали, только мне они предназначены! – схватила красавица мужика за руку и к двери домишки поволокла.

До позднего вечера горела в доме отшельника лучина, беседа интересная плавно текла, а слуги барские у костра возле баньки нетопленой грелись. Холодно, голодно было им, но такова уж холопская доля: за господами повсюду следовать да ждать, пока дела важные вершатся.

Тем временем поведал Дион Несмеяне о том, зачем в лес от людей ушел; о том, как томился долгие годы среди односельчан, чувствуя, что жизнь деревенская не для него и что он для большего предназначен. До двадцати пяти годков плохо молодцу приходилось, душа его покоя не находила, а потом вдруг было ему видение ночное. Явились в полночь предки древние, не отец с дедом, а прапрапрадед с родней. Рассказали призраки старцев о временах давних, когда жили люди в Далечье совсем по-иному, в древних богов веровали и разные таинства знали; о том, что многие из тех секретов уже давно утеряны и что ему суждено эти знания возвернуть и для потомков сохранить. Дело-то было непростым, кое-что, конечно, в давние годы на бересте записывалось, да только где теперь эти грамотки? Сгорели берестяные рукописи в пламени давних пожарищ, а чудом уцелевшие от времени истлели. Но даже если бы они и сохранились, то почти никто уже в Далечье не разбирал грамоты старинной… Единственный способ у молодца был секреты давних лет вернуть: в лес пойти, да, как предки его, таинства эти у природы годами выведывать. Вот тем и занимался отшельник, а не просто на пне дни просиживал и дурака валял. Научился он зверьем управлять да в травах толк понимать. С трудом давалась работа: каждый секрет, как головоломку мудреную, из отдельных кусочков приходилось складывать, месяцами да годами долгими над ней думать и гадать.