Читать книгу "Только она - Елена Спирина"

И сейчас эта кровь на белоснежной салфетке просто… она все в моих глазах окрасила в черно-белый цвет. Вдруг поняла, что я одна была весела и беззаботна. По — детски, конечно, наивна. Но вокруг… состояние Даниила тогда, в больнице, когда маму первый раз положили. С каждым разом все больше мрачнеющий дядя Саша, его раболепное отношение к маме, да он ее на руках почти постоянно носил. Не перечил, во всем соглашался. Меня отвлекали, выпроваживали, когда у мамы начинался кашель или кружилась голова. Усердно не привозили никаких бумаг из клиники, не выписок, не анализов, не заключений. Ничего. Таблетки, которые мама прятала в своей сумочке, зная, что я не полезу в чужую вещь, пусть она и моей родной мамы.

Какая же я дура, что вот так пропускала мимо здоровье своей мамы, не понимала, что это все очень серьезно, была занята только своими переживаниями из-за чувств к Дане. Да, он находился рядом, постоянно, и это еще один звоночек, что мне не мешало бы задуматься, а почему, учитывая, что за день до того звонка ему с просьбой помочь найти родителей, он переехал из дома на квартиру. И я не могу, не должна злиться на Даню, дядю Сашу, а уж тем более, на маму,… но не могу. Должны, должны были правду сказать. А получается…

Да, мама говорила, что Даня их просил рассказать все заранее. Просил сказать мне, чтоб у меня было больше времени. Но мама боялась, а Александр Сергеевич не мог пойти против жены.

Меня все это так злило, расстраивало, и в то же время я так боялась. Боялась потерять ее. Поэтому и приходила в клинику, не заходила в палату, находилась всегда рядом, но не с ней. Сидела в коридоре, гуляла по парку, пила шоколад в кафе. Отрешено, ничего не понимая и не слыша.

После того, как я выбежала из одного из ресторанов Александра Сергеевича, в котором мы отмечали свадьбу родителей, я не знала куда идти, бежать, что вообще делать. Я не собиралась далеко уходить. Но спустя каких-то десять минут, я уже не могла понять, где нахожусь. Безумно замерзла без одежды, телефон остался в сумочке на столике. На улице темно. Неожиданно останавливается машина, и я обмираю от страха.

— Ада? Адель! — кричит знакомый голос, поворачиваю голову и вижу девушку. Василису. Она приходила к нам на день рождения. Девушка Антона Громова, друга Дани. Как же я ей обрадовалась, по началу…

Увидев меня со слезами на глазах, нахмурилась и спросила.

— Даниил?

— Нне…ннет. — и вновь залилась слезами.

Она усадила меня в машину и привезла в свою квартирку. Дала пару таблеток валерианы и уложила спать. Я даже не успела что-то толком осознать, а уже уснула.

Разбудил меня Даня. На которого я даже смотреть не могла. Но он не позволил мне капризничать, поднял на руки, подхватил мои туфли и, попрощавшись с Васей и, не понятно откуда взявшимся, Антоном, вышел из квартиры. Усадил в свою машину и повез домой. Молча.

Несколько раз он открывал окно и закуривал. Я поняла, что он нервничает. Приехав к дому, я не сделала не одного движения, чтоб выйти из машины.

— Пойдем. Нужно отдохнуть. — повернулся ко мне парень.

— Я не пойду. Не хочу.

— Родителей дома нет, они в больнице. Вике плохо стало и отец вызвал скорую. — он сразу понял причину моего не желания идти домой.

— Ладно, — закусив губу, вышла из машины и потопала к двери. Из последних сил сдерживала себя, чтоб вновь не спуститься в истерику и Дане в очередной раз не пришлось меня успокаивать.

Ушла к себе в комнату, сходила в душ, перебарывая в себе желание позвонить маме и спросить, как она, почему сама не звонит. Почему молчала?

Легла в постель вновь со слезами на глазах. Минут через десять, через ванную комнату ко мне заходит Даня, ложиться рядом со мной на кровать, укрывается одеялом, обнимает так крепко, что становится трудно дышать, но я не сопротивляюсь, потому что одиночество убивает. И начинает говорить.

— Я узнал это в тот же день, что и мой отец, что и Вика. Точнее, она догадывалась и ранее, что что-то не то, да и как говорил батя, у нее наследственность к онкологии. Это было в тот день, когда мы с тобой поехали их искать. Твоя мама… она не позволила делать какие-то манипуляции, чтоб продлить себе жизнь. Объяснила тем, что может не выдержать сердце и в итоге именно оно станет тем,… в общем, не выдержит оно и все тут. — Ему было очень тяжело такое говорить. Его голос дрожал, он подбирал слова, как мог. О том, что у мамы порог сердца я, конечно, знала, она наблюдалась у кардиолога. — Отец тогда меня так напугал, что если не станет Виктории, и ты… ты можешь уйти от нас. Оставить, вернуться к отцу или… да куда угодно, лишь бы не в доме, где… не стало…

Даниил замолчал, тяжело вздохнув.

— Прости меня, Ада. Прости, я пообещал, что не расскажу. Прости. Я тоже боялся за твою реакцию. Прости меня. — шептал он, гладя меня по волосам и убирая слезы с щек, которые не спрашивая разрешения, так и катились по лицу.

Я лишь кивнуть смогла и вцепилась в Шторминского — младшего мертвой хваткой, так и уснув в тот вечер. А на утро попросила отвезти меня в больницу. Мама пребывала в искусственной коме. Врачи испугались за ее состояние, и решено было ввести ее в сон на насколько дней. Дядя Саша просил прощения, уговаривал, упрашивал, пытался показать, что не все так страшно,… но я уже не верила. Не верила никому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Через пять дней маму вывели из комы, но запретили покидать больницу. Я понимала, что она переживает из-за меня, но никак не могла себя пересилить. У Александра Сергеевича появилось больше седины. Даниил забросил универ, хотя я не покидала дом, пока не закончу учебу, и в это время меня сторожить было не нужно.

Сегодня маму выписывают домой. Я вышла из кафе и хотела подняться наверх к ее палате, когда меня нечаянно кто-то задел. Я уже хотела извиниться, как услышала до боли знакомый голос.

— Адель?

— Папа?

Я чуть в обморок не упала. Мы не виделись с ним два года. Он не звонил, не писал, не пытался встретиться. И сейчас он стоит здесь, передо мной. Сильно постаревший, но такой… родной.

— Папа, — прошептала я и бросилась в его объятия, заревела, как пятилетняя девочка.

— Ну, что ты? Что ты здесь вообще делаешь? — спросил он, гладя меня по спине.

— Мама, мама болеет, — проревела я.