Читать книгу "Не могу тебя забыть - Наталия Миронина"

– О, да вы еще проницательнее, чем я, – рассмеялась Инна.

– Нет, вы не потрудились скрыть сомнения. И это тоже было полезно для меня.

– Так вы работаете в малой авиации? Вы все же решились?

– Да, вот уже два года, сейчас вот комиссия опять.

– Судя по всему, вы ее пройдете. И уже без всяких сомнений со стороны психолога.

– Но я обязательно заполню все опросные листы, анкеты и тесты.

– Ну, Ирина, это уж как водится, – Инна с удовольствием оглядела Жукову, – а где вы работаете, куда летаете?

– На Севере. И летаю там же. Работаю в холдинге. Деревообработка, производство целлюлозы. Вожу людей. Сотрудников, их семьи, Расстояния небольшие. Не так уж и сложно.

– Или – привыкли, – улыбнулась Инна.

– Или – привыкла. Знаете ли, там, в малой авиации, процветает мужской шовинизм. Это так удивительно. Мужчины – они такие неуступчивые и такие высокомерные, что поначалу было очень тяжело. А потом… А потом я влюбилась…

– Что – вы? – изумилась Инна.

– Влюбилась, представьте. Он тоже пилот. Только самолет у него побольше. И возит он мелкие грузы.

– Это же здорово. Когда вы впервые были у меня, мне показалось, что вы очень одиноки. Так одиноки, что махнули на себя рукой.

– Так оно и было. Вы – профессионал и все очень правильно поняли. Даже то, что я на грани отчаяния.

– Такие вещи не может доказать самый хороший психолог. Особенно если произошла только одна встреча с пациентом.

– Но вы-то поняли все. Можно, я спрошу, как, по каким признакам?

Соломатина улыбнулась:

– Вы были слишком собранны. Слишком закрыты. Слишком спокойны. Все было слишком. И только ваш внешний вид говорил о полном наплевательском отношении к себе. И это сочетание внутренней мобилизации и полного наплевательства на то, какое впечатление производит ваш облик, подсказало мне, что вам плохо. Но формально придраться было не к чему.

– Только поэтому вы дали свое добро?

Соломатина задумалась – она хорошо помнила ту ситуацию и сейчас уже могла точно определить причину своего поступка.

– Риск был. Но, по моим наблюдениям, риск для человека в сложной ситуации – самое отличное лекарство. С вами так и было.

– Вы оказались правы, о чем я и хотела вам сказать и за что вас сегодня поблагодарить.

Соломатина улыбнулась:

– Я очень рада, что у вас так все замечательно вышло.

– Я и сама рада. Вот, замуж собираюсь.

– А… – Инна вдруг растерялась. – Замуж – это хорошо. А я вот мужа выгнала.

– Как это? – Жукова, которая уже собралась покинуть кабинет, вернулась от двери и села напротив Инны.

– Так. Взяла, собрала его вещи, выставила в прихожую. Он пришел с работы, все это увидел. все понял. Ну, или почти все. и… И уехал.

– С ума сойти! Какая вы решительная женщина!

– Похоже, я идиотка, а не решительная женщина, – улыбнулась Соломатина. Она откинулась на спинку кресла и вдруг почувствовала, что этой женщине она может сказать все. Рассказать обо всем, что произошло в ее семье. Инна была уверена, что Ирина Жукова из тех людей, которые не раскрывают чужие секреты.

– Понимаете, я даже не поговорила с ним. Мне казалось, что он должен догадаться сам и объяснить мне свое поведение.

– А, обычная женская ошибка – примерить на мужчину женские одежды. Мне даже странно это слышать от психолога! – Жукова улыбнулась. – Вы же понимаете, что они иначе устроены?!

– Понимаю, но наша с ним история очень необычная. Мы познакомились почти детьми, мы влюбились друг в друга, и прошло очень много времени, пока мы стали семьей. Понимаете, мне казалось, что после этого наши отношения должны быть особенными.

– С какой стати? – пожала плечами Жукова. – Что именно вас подвело к такой мысли? В романе да – это прошлое наложило отпечаток на все дальнейшие события. А так… Знаете, я бы не рискнула выгнать человека, не поговорив с ним. Это, в конце концов, просто невежливо. А я человек воспитанный. И потом, даже интересно, что он ответит! А вы взяли и просто выставили на улицу…

– Да, а у него к тому же нога больная. Он хромает, с тростью, он сильно разбился. Еще в школе.

– Господи.

– А еще он – детдомовский.

– Так…

– И очень талантливый математик. Он учился потом в специальном физико-математическом интернате.

Ирина Жукова внимательно посмотрела на Соломатину:

– У вас просто какой-то набор для романтического произведения. Нет только тетушки в Америке, которая оставит вам наследство.

Соломатина улыбнулась:

– А тетушка не нужна. Это удивительно, мой муж очень богатый человек. Он занимает большой пост в известной компании.

– У вас есть дети?

– Есть. Сын. И муж его очень любит. Всячески заботится. Проводит с ним выходные, помогает деньгами и всем, чем только можно.

– У него кто-то сейчас есть, как вы думаете?

– Я боюсь об этом думать, – криво усмехнулась Инна.

– Вы любите его, но простить не можете. Хотя, как я поняла, сами не знаете, не уверены, что есть что прощать?

Соломатина вздохнула. В это время открылась дверь, показалась мужская голова, но Жукова гаркнула:

– Позже! У нас прием!

Соломатина вздрогнула от неожиданности, потом они с Ириной посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Извините, пожалуйста, я не хотела, но мешают ведь!

– Мешают, – смеялась Инна, всхлипывая от смеха.

– Итак, мы имеем мужа, которого выгнали, сына, которого все безумно любят, загадку в образе соперницы – я же правильно поняла причину? – спросила Жукова.

– Правильно, – кивнула Соломатина.

– А любовник имеет место быть, стесняюсь спросить?

– Есть, – неожиданно покраснела Соломатина.

– Отлично. И что любовник? Он – просто любовник? Или – перспективы?

– Нет, перспектив нет. Он сына моего хотел отдать в кадетское училище, чтобы мы жили тихо и спокойно.

– Пусть сам идет в кадеты. Там его научат и родину любить, и думать о других, – резко произнесла Жукова.

Соломатина смотрела на собеседницу – та была резка, решительна и страшно обаятельна.

– Слушайте, я вот совсем не удивляюсь, что у вас так жизнь поменялась! – сказала вдруг Инна. – В вас столько энергии.

– Энергия разной бывает. Иногда она приводит к саморазрушению. И если бы вы тогда не подписали мне бумаги, и если бы я не поменяла работу, направив все свою кипучую натуру на преодоление реальных трудностей, не знаю, что со мной было бы.