Читать книгу "Патруль джиннов на Фиолетовой ветке - Дипа Анаппара"

Кто-то все продолжал избивать мужчин. Невидимые пальцы душили их глотки. Кровь лилась из их ртов, а слезы и сопли стекали по лицам.

«Прости, – кричали они девушке. – Останови это. Пожалуйста, прости».

Колеса дернулись вперед. Девушка, все еще дрожа, смотрела, как исчезают огни габаритов. Потом она убежала домой.

Много позже, когда она осознала чудовищность того, что с ней произошло, она рассказала подругам, как Рани-с-Перекрестка спасла ее. Ее подруги рассказали своим подругам, кто-то из них говорил об этом рядом с лавочником, а тот рассказал чай-валле, а чай-валла рассказал тому, кого знаем мы.

Рани-с-Перекрестка следует поклоняться как богине, как Дурге-Мате, но почти все боятся ее. Иногда по ночам вы можете услышать ее плач, а днем, когда солнце освещает стену гробницы под определенным углом, можете увидеть следы, оставленные ее слезами. Немногие люди посещают ту гробницу – разве что мальчишки, которые хотят сфотографироваться перед ней, чтобы произвести впечатление на друзей.

Но порой какая-нибудь девушка из этого города, может, живущая через реку или тут, в басти, чувствует страх, что знаком каждой девушке этой страны, идущей в одиночестве по пустынной дороге. Этот страх может возникнуть от грохота мотоциклетных двигателей позади, или от вида волосатой руки, высунувшейся из окна джипа, чтобы затащить ее внутрь, или от вони мужского пота. И она вспоминает о Рани-с-Перекрестка, и дух Рани приходит защитить ее. Мужчинам будет преподан урок.

Рани-с-Перекрестка – не сказка. Она живет…

Ты имеешь в виду, ее дух живет.

Она живет, потому что до сих пор ищет убийц своей дочери. И если бы могла, она сказала бы каждой женщине, каждой девочке в этом городе: «Не бойся. Подумай обо мне, и я окажусь рядом с тобой».

Мы надеемся, что вам никогда не придется ее звать, но если, не дай бог, такой момент наступит, мы вам обещаем, она поможет.

Эта история – талисман. Держите ее у сердца.

Разве это не хорошая история? Она же вам понравилась, даже если и была иногда немножко слишком жестокой. Но теперь у нас в горле пересохло от таких долгих разговоров. Как насчет того, чтобы купить нам стакан чая, возможно, со взбитыми сливками? И тарелочкой самосы[35]? Самосы Призрачного Базара славятся даже в городе. Мы поделимся. Мы не против, правда, джаан?

Три недели назад я был простым школьником, но

теперь я детектив, а еще – бой в чайной. Я занят-занят, но Фаиз говорит, что работает намного больше меня. Это потому, что я работаю в чайной Дуттарама только по воскресеньям, как сегодня. Но это все равно тяжелая работа. Требуется целая вечность, чтобы отмыть хотя бы одну из кастрюль Дуттарама. Их днища липкие от пригоревшего чая, и специй, и сахара. Нужно тереть и тереть, и кончики пальцев синеют от ледяной воды, и ноги болят от мытья посуды на корточках.

Фаиз сказал, что мышцы привыкнут к этому. Сегодня только второе воскресенье, как я работаю в чайной. Еще Фаиз говорит, что мне нельзя ныть оттого, что у меня что-то немножко болит, потому что я вор, а воры заслуживают наказания. Я не могу велеть ему заткнуться, потому что он помог мне попасть к Дуттараму. Он поклялся своим аббу не рассказывать Пари и никому другому о том, что я украл деньги из тюбика Ма из-под масла «Парашют», и о моей новой работе. Его аббу уже давно мертв, но Фаиз до сих пор его боится, поэтому я знаю: мой секрет в безопасности.

Я заканчиваю чистить кастрюлю, но Дуттарам жестами велит мне не вставать и протягивает грязное чайное ситечко и стаканы. Его чайная – просто палатка на колесиках в переулке Призрачного Базара, но его чай пахнет так сильно, что привлекает и портного, который шьет блузки для жены директора школы, и покупателей, которые торгуются из-за цены на листья шамбалы, и мясников с другого конца базара, у которых всегда брызги крови на веках и розовая плоть животных под ногтями.

Если бы Пари меня сейчас увидела, то сказала бы, что Индия никогда и не станет страной мирового класса, как Америка или Англия. В этих странах незаконно использовать детский труд. У нас это тоже незаконно, но все нарушают правила. Иногда Пари угрожает сообщить в полицию о людях, которые используют Фаиза, но она этого не сделает, потому что тогда Фаиз будет экдум-зол.

Я рад, что у меня есть эта работа. Я вернул в тюбик из-под Парашюта 200 рупий, которые не потратил в тот день, когда ездил с Пари по Фиолетовой ветке. Это был лучший день, мы попали в настоящее приключение, но, если я быстренько не заработаю еще 200 рупий, Ма узнает, что я взял ее деньги «на крайний случай». Я рассчитал, что верну их, поработав в чайной пять воскресений, но в прошлое воскресенье, мой первый рабочий день, Дуттарам заплатил мне двадцать рупий вместо сорока, как обещал. Он сказал, что я разбил слишком много стаканов. Я думаю, он просто жадина.

А еще работа в чайной – отличное прикрытие для детектива. Мои уши могут подслушивать сплетни и собирать улики. После того как люди купят стакан чая, они стоят и жалуются на все, что неладно с этим миром. Иногда они ворчат из-за мамы Бахадура, которая продолжает докучать полиции, из-за полиции, которая, в свою очередь, подняла нам хафту на десять рупий за дом, и из-за папы Омвира, который все время плачет. Все расстроены из-за хафты больше, чем из-за пропавших ребят. Ма говорит, что десять дополнительных рупий – хорошая цена за душевное спокойствие, но мне не кажется, что ее душа спокойна. Она вытащила скалку и доску для роти из свертка около двери, но остальные наши хорошие вещи по-прежнему упакованы.

– Чхоте, ну сколько можно? – спрашивает Дуттарам и пытается дать мне подзатыльник, но я уворачиваюсь, и его рука попадает лишь по смогу.

Из меня не такая хорошая посудомойка, как из Руну-Диди, но клиентам Дуттарама и не настолько важно, как нашей Ма, если на боку стакана случайно остается закопченный отпечаток пальца.

После того как посуда помыта, я подаю чай и печенье нанхатаи. Мне холодно, поэтому мне тоже не помешал бы стакан чая, но Дуттарам не предлагает. Горячий чай проливается на запястья, пока я бегаю. Коричневый пес с черным носом пытается подставить мне подножку и ухмыляется, будто сделал что-то смешное. Затем он прячется под тележкой самосы поблизости.

Кто-то спрашивает меня, не брат ли я Руну-Диди. Я больше не вижу лиц, лишь покрытые пылью, покрытые краской, покрытые цементом руки, в которые я пихаю чайные стаканы. Приходится поднять взгляд, чтобы понять, кто со мной говорит. Это пятнистый парень, который повсюду таскается за Руну-Диди.

– Твоя сестра – звезда-спортсменка, – говорит он. Он не смеется над ней; у него восторженный тон, как у Ма, когда она разговаривает с богами.

– Не понимаю, о чем ты, – твердо говорю я. Даже если бы меня застукала Ма, я бы притворился, что это не я.

После полудня начинается пик. Это в основном нищие, которые считают, что чай Дуттарама обходится намного дешевле, чем роти-субзи, которые люди с деньгами покупают себе на обед. Я спрашиваю их про банды, которые похищают детей и натаскивают их воровать мобильники и кошельки.