Читать книгу "Опережая некролог - Александр Ширвиндт"

Наша дружба с Найденом продолжилась. Он принимал нас у себя три раза. Лет десять назад, к одному из моих юбилеев, он прислал письмо.*

* Дорогой мой сердечный друг Шурка! Благодаря Господу мы совершенно случайно, конечно, познакомились когда-то.

А твой юбилей – не экспромт и не шутка? Не могу поверить!

Поздравляю и приглашаю любимую Болгарию вновь посетить, по полной программе оторваться и пошутить!

Бери свою Наташу, Державина с женой, с «Приветом от Цюрупы» лети сюда, родной! Надеюсь, что Черное море достаточно широко, как моя душа, и глубоко, как наше приятельство!

Будем рады встретиться с твоим блистательным талантом, бескрайним чувством юмора и твоей исключительной импровизацией без партитуры.

Ты сам и Моцарт, и немножко Сальери, но увидел Мольера и сказал себе, что ты просто чудо!

Преклоняюсь перед твоим талантом и верю, что эта доведенная до совершенства Божья данность всем нам еще доставит огромную радость! И это уже ясно!

Адрес: село Кранево, около осла. Это была наша тайная квартира, где все уже было ясно – от «я механик…» до «какие оккупационные глаза…», и ты как главный и талантливый режиссер, а я – простой композитор и немножко хозяин-демократ!

Твой Найден Андреев, настоящий друг и случайно композитор, профессор, академик и другие глупости

Домашний архив

Таких гипертрофированных комплиментов за всю свою, как выяснилось при написании этого произведения, длиннющую жизнь я не получал на родине ни разу, но дождался от болгарского друга, к несчастью, теперь тоже ушедшего.

Михаил Державин

Надпись на фото

Дорогому Шурику от дорогого Миши.

29/IX 76 г.

Тбилиси

Наша российская жизнь насыщена праздниками. Идет круглогодичная перестановка выходных дней… Отнимаем пару дней от двухнедельного новогоднего пьянства и приплюсовываем их к Женскому дню, отбирая в связи с этим один день от Дня Победы и приваривая его ко Дню защитника Отечества. 1 апреля, традиционный день розыгрыша, ныне как-то скукожился. «Первый апрель – никому не верь!» Этот безграмотный лозунг всегда «отоваривался» шутками и безумствами. Сейчас как-то все потускнело. То ли и так смешно и наша жизнь – сплошной розыгрыш, то ли после телевизионного цикла «Розыгрыш», когда, например, Александра Абдулова заманивали в корейский ресторан и предлагали выбрать из бегающих щенков любого для приготовления стейка и он, несчастный, метался по ресторану, умоляя за любые деньги не делать этого (что, очевидно, сократило его и так недолгую жизнь), решили завязать с розыгрышами вообще.

А было время, разыгрывали невинно и остроумно. Например, ас этого «производства», композитор Никита Богословский, копил к 1 апреля разные варианты. Звонил, допустим, рано утром какому-нибудь великому коллеге и говорил: «Дорогой, поздравляю! Сегодня утром про тебя пели в “Интернационале”!» «Что, где, когда?!» – удивлялся спросонья композитор. Богословский цитировал: «“Лишь мы, работники всемирной / Великой армии труда, / Владеть землей имеем право…” А дальше про тебя: “Но паразиты – никогда!”»

Гроссмейстером театральных розыгрышей был Михаил Михайлович Державин. Он постоянно «колол» Андрюшу Миронова. В Театре сатиры был спектакль «У времени в плену». Андрей играл главного героя, а Державин очередного белогвардейца. Небольшой эпизод. Белогвардейцы входили, хотели насиловать какую-то комиссаршу в лице Тани Васильевой, а Андрюша не разрешал. Когда Мишка появлялся на сцене, то каждый раз происходило что-то неожиданное: или у него на носу вдруг возникала бородавка, или он снимал фуражку и оказывался абсолютно лысым, или еще что-то. Андрюшка сразу, говоря нашим театральным языком, терял серьёз и уходил за кулисы. Поэтому в дальнейшем перед этой сценой Андрюша за кулисами хватал Мишку и обсматривал его с ног до головы. И вот в очередной раз выходит Мишка, прошедший «таможенный досмотр». В театре есть понятие «крепе» – это волосы, которые наклеиваются, как усы, бакенбарды и бороды. Играют сцену – все нормально. Мишка снимает фуражку – все нормально. Андрюша спокоен. И вдруг Мишка расстегивает рубаху, а под ней – огромная копна волос, приклеенная к груди.

Вообще розыгрыш – особый жанр. Я лично к этому имею слабое отношение. Но об одном моем розыгрыше, связанном с Анатолием Эфросом, недавно вспомнил его сын Дима Крымов.*

* Когда папу выгоняли из Театра имени Ленинского комсомола и лишали этого счастья, ему разрешили взять с собой десять человек в Театр на Малой Бронной. И у нас в квартире на улице Горького много дней подряд творилось настоящее столпотворение: актеры приходили, составляли списки, просились, умоляли. Ширвиндт тоже приходил. Атмосфера была накаленная, состояние бури, которая разразилась совершенно неожиданно. Помню, как я смотрел из коридора и видел в щелочку огромную гору пальто на кресле. В какой-то вечер, когда все разошлись и дома остались мы одни – мама, папа и я, – вдруг раздался телефонный звонок. Трубку взяла мама и услышала: «Это квартира Эфроса? Мы за вами наблюдаем. Сейчас пятнадцать человек вышли из вашей квартиры». Разговор был такой, будто это звонят из милиции или КГБ. Вдруг мама по голосу узнала звонящего. «Шура», – сказала она и заплакала, потому что нервы были на пределе. А папа выхватил трубку и начал Ширвиндта сильно ругать: «Шура, что же ты делаешь?!» Это мне мама уже потом рассказывала. А у него юмор не отключался даже в такой ситуации.

Дмитрий Крымов // Театрал, июль 2019.

Розыгрыши всегда – на грани фола. Если они злые, несмешные и обидные, это уже не розыгрыши. Вспоминая трагическую историю нашего с Эфросом ухода из Театра имени Ленинского комсомола и эпизод, о котором пишет Дима, я сам постфактум сомневаюсь в целесообразности такой шутки. Более того, это был не единственный звонок в «штаб-квартиру» Эфроса. Как-то мы с Державиным из телефона-автомата позвонили Эфросу, трубку снял Валя Гафт, и я противным секретарским фальцетом спросил, кто у телефона, и сказал, что сейчас с ним будет говорить завотделом пропаганды и агитации ЦК КПСС. «Соединяю», – сказал я этим же фальцетом. Бархатным голосом Державин ласково спросил: «Валентин Иосифович, что у вас происходит?» «Спасибо за звонок, это такая честь! – завопил Гафт. – Мы должны срочно напрямую вам все объяснить». Державин сказал: «Не волнуйтесь, все решаемо. Завтра я жду вас с Дуровым в 10 утра. Запишите адрес». «Дайте карандаш, – крикнул Гафт кому-то, – одну секундочку, я записываю». – «Пишите: Малая Бронная, проходите мимо входа в театр, и там, в подворотне, около мусорных баков…» Гафт завопил: «Мишка, сука, убью!» На следующий день нас чуть не побили. Это был розыгрыш ниже пояса. Но по прошествии многих лет Эфрос признался, что наше безобразие стало некоторой разрядкой напряжения и, вероятно, имело какой-то смысл. А вообще, хочется крикнуть в никуда: «Оставьте гениев в покое!» Хотя если без гонений, то какой ты, в жопу, гений.