Читать книгу "Фотография из Люцерна - Уильям Байер"

– Рысь говорит, что некоторые из клиентов – полицейские. Возможно, кто-то из них и рассказал.

– Может быть. Спасибо за наводку на тренера, проверю его.

Мне нравится его улыбка; нравится, как лицо за секунду меняет выражение с угрюмого до жизнерадостного.

– Вообще говоря, мы не приветствуем, когда посторонние играют в детективов. Но если вы желаете стать моим доверенным информатором – это совсем другое дело.

Доверенный информатор – как звучит, а?

Я киваю.

– Вот и отлично! – радуется Скарпачи. – Ну, за моего нового агента!

И мы чокаемся чашками кофе.

Скарпачи молодец, знает, как вызвать расположение собеседника. Я позвонила ему, рассчитывая на помощь, а теперь мне самой хочется помочь ему.

– Если удастся снова поговорить с Рысью, что надо узнать?

– О клиентах Шанталь. Или, как их называют? Рабы? Насколько я представляю ситуацию, клиенты не рвутся сообщать свои настоящие имена, и доминантрикс в основном знают их под придуманными прозвищами. – Он на секунду замолкает. – Но кое-что мы все-таки о Шанталь выяснили. Она специализировалась на услугах, которые привлекали очень специфичный сорт мужчин – другие не хотели иметь с такими дело. Так что, если Рысь хоть что-нибудь об этом знает, будет просто замечательно.

– Каким такими?

Я спрашиваю, полагая, что речь пойдет о психологическом доминировании. Однако слова Скарпачи застают меня врасплох:

– Мы слышали, она увлекалась ролевыми играми с уклоном в нацизм.

– Что?!

– Угу. Мне тоже было интересно, и я кое-кого распросил. Есть вид сексуального извращения, при котором госпожа одета в форму СС – ботинки, эмблема, повязка со свастикой, – ходит с хлыстом и обращается с клиентом соответственно. Иногда очень жестоко. В таких играх они имитируют немецкий акцент; на заднем плане играет нацистская музыка. Чем более тщательно продуманы декорации и реквизит, тем более убедительно все это выглядит. Как-то так.

Немецкий акцент! Я тоже имитировала его в спектакле про Веймарскую республику!

В очередной раз поражаюсь параллелям в наших жизнях.

– Хотите сказать, что Шанталь занималась этим?

Выражая вслух недоверие, я осознавала, как все сказанное сочетается с тематикой ее книг, с вложенной между страниц нацистской повязкой.

– Мне сообщили об этом два источника. Когда клиенты проявляли интерес к играм такого рода, дамы передавали их Шанталь. А она выплачивала комиссионные. – Скарпачи трет впалую щеку. – Большинство дамочек с этим не связываются. Слишком эпатажно, слишком высокий шанс, что парень сорвется с катушек. – Он смотрит на меня. – Вы ведь еврейка, верно? – Я киваю. – Я понял по фамилии. Спрашиваю, потому что не хочу вас травмировать.

– Не беспокойтесь. В одной из моих постановок есть монолог сексуального маньяка-нациста – так что в некотором смысле я привыкла к немецкому антисемитизму.

Он медлит.

– Тут и впрямь есть нечто странное. Мне показалось, что те клиенты, которых послали к Шанталь другие доминатрикс, были евреями. Оба. И оба утверждали, что немаловажная часть их сексуальных фантазий – издевательства со стороны женщины-наци. Это потрясло меня до глубины души. А потом я подумал и, полагаю, нашел в этом смысл: если уж тебя тянет на извращения, то почему что-то должно быть под запретом? Почему евреи-извращенцы не могут заказать такой сюжет? Госпожа играет роль садистки из охраны концлагеря… Можно представить, какое это оказывает воздействие.

Я смотрю на задумчивое лицо Скарпачи. Вот человек, который прилагает огромные усилия, чтобы понять нечто, совершенно ему чуждое. Это… впечатляет. Вероятно, с таким складом души он действительно хороший детектив. И его следующие слова только подтверждают мое ощущение:

– «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Так написал римлянин Теренций.

Он цитирует Теренция! Ничего себе, коп-эрудит!

– Взять моего напарника – ему цитировать эту фразу бессмысленно: для Рамоса есть только зло и добро, черное и белое. А я… я ищу серое. Поэтому, если какой-то еврейский парень хочет нанять женщину, чтобы она напялила на себя эсесовские шмотки и вела себя соответственно, – моя работа понять, откуда он такой взялся. Возможно… именно возможно… он и есть тот, кого я ловлю.

– Почему же тогда он набросился на нее? Ведь она давала ему то, чего он так жаждал?

– Может она была слишком щедра? Возможно, сцена, которую они воссоздали, разбудила в нем слишком болезненный стыд? Возможно, он не смог вынести мысли о том, что открыл ей свои самые темные желания. Ведь доминатрикс увидела самую скрытую грань его души – то, что считает злом его собственный рассудок. И он поступил так же, как поступают некоторые: нет свидетеля, нет проблемы.

– По-вашему, это психологически мотивированное преступление?

– Да. Есть, конечно, одна загвоздка, и Рамос не устает мне о ней напоминать. Тело нашли в багажнике угнанного автомобиля. Похоже на сцену из фильма про бандитские разборки. Я нюхом чую, что это убийство обусловлено психологически, что оно совершено в состоянии аффекта; а багажник – просто попытка сбить нас с толку.

Его слова вызывают у меня смутную тревогу. Мы сидим и мирно пьем кофе, – а я изо всех сил стараюсь понять, отчего мне так не по себе, и унять расшалившиеся нервы.

На улице меня начинает трясти по-настоящему, так зацепили его слова.

Еврейские корни никогда не были для меня чем-то особенно значимым – просто национальность. Религия не имела значения в нашей семье уже на протяжении трех поколений. Мне почти не приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, которые были так обыденны во времена бабушки. Представить еврея, который платит за то, чтобы наряженная в костюм наци женщина над ним издевалась? Невозможно – рассудок съеживается от ужаса и бунтует. Размышления об этом, меня отталкивают… но также, признаю, зачаровывают.

Я торопливо шагаю по улице, и, оказавшись дома, сразу бросаюсь к книжным полкам. Теперь ясно: Шанталь собирала свою коллекцию, чтобы достоверно и убедительно изображать нацистку.

Какое чувство я испытываю? Пожалуй, самое точное слово – отвращение. Часть меня уже досыта наелась личностью Шанталь и жаждет избавиться от всех мыслей о ней. Но я знаю, это невозможно: слишком далеко все зашло, слишком я погрузилась в глубины чужой души. Доктор Мод права: моя одержимость патологична.

И даже сейчас, потрясенная услышанным от Скарпачи, я хочу выяснить остальное. Не сомневаюсь, Джош знал о специализации Шанталь – ведь он наблюдал за ее сеансами. И Рысь наверняка знала. Надо ей позвонить и спросить напрямую.

Она ничего и не скрывает:

– Конечно, знала! Все свои знали, здесь не было никакого секрета. Шанталь объявила об этом всем госпожам, поскольку хотела, чтобы к ней посылали клиентов с такой тематикой.