Читать книгу "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат - Вера Камша"

– Господа, если вы встретите Уилера, убейте его!

– Взаимно!

– Мы не можем. Его величество подписал перемирие…

– Кто-нибудь помнит, что говорит Золотой Договор о выдаче отравителей?

– Золотой Договор околел… Ваше здоровье!

– Наше здоровье! Наше…

– Здоровье капитана… Друг мой, как ваше имя?

Незнакомый бергер, и сразу «друг»?! Лауэншельда понять можно, благодарность стирает любые преграды. Капитану сложнее. Услышать подобное от гаунау и не подавиться – для этого надо быть… бергером!

Спаситель не давился, но и не отвечал. Одно дело – доставить врагам пиво, другое – позволить за себя пить!

– Капитан, – к Реддингу вернулся не только румянец, но и смекалка, – как вас зовут?

– Норман Вестенхозе, господин полковник.

– Ба! В нашем полку служат двое Вестенхозе!

– Тезки – это к удаче… К большой удаче!

– Разыскать премьер-лейтенанта Вестенхозе. Немедленно.

– А пока за нашего гостя! Нашего сегодняшнего гостя…

– Капитан, пейте! Маркграф одобряет перемирие.

Головная боль отползает, словно туман в ущелье, тошнота уже прошла. Глупо было напиваться, но веселиться – то же, что бежать под гору, раз уж начал – попробуй остановись! Ведь знали же, что после касеры вино валит с ног, а пиво еще слабее вина.

– Самое страшное, – снял с языка мысль уже не столь похожий на выходца Сэц-Алан, – это мешать пиво с касерой!

– Просыпаться в пустыне хуже! В сухой пустыне…

– Самое страшное, – вдруг сказал Чарльз, – это ничего не мочь… Только смотреть…

– Ну так выпьем за то, чтоб мы могли! – очень серьезно произнес Лауэншельд. – Везде и всегда!

Глава 2

Сагранна. Бакрия. Талиг. Придда
400 год К.С. 1-й день Летних Ветров

1

«Это было печально», вернее, обидно. Впервые увидеть бакранских козлов не в летних пятнистых скалах, а скучной осенью на улочках Тронко не лучше, чем сорвать поцелуй под лестницей, когда есть соловьиный сад. Пришедший в голову образ Марселю понравился, но, увы, он совершенно не годился для дам. Виконт задумался, годятся ли для дам сами козлы. А почему бы и нет? Но девушка должна быть худощава и обязательно черноволоса. Блондинка или рыжая на козле покажется вызывающей, а шатенка слишком будничной, разве что выручат рога. Бакраны надумали раскрашивать своих красавцев, чтобы отличать десятников и сотников, но придуманное для войны часто становится модным. Пусть бакранские офицеры разъезжают на сине– и краснорогах, дамских скакунов можно и озлаторожить.

– «Это будет шикарно, ты сидишь на козле и печально и страстно улыбаешься мне…» — воспел предполагаемую наездницу Марсель и устыдился пришедшей в голову несуразицы, не только позорной, но и опасной. Сегодня рифмуешь «козле – мне», завтра наденешь белые штаны, а послезавтра изменишь любезному отечеству и не заметишь… Не заметил же он, как перепутал козла и коня. Пусть «коне – мне» по форме и пристойно, по сути оно неправильно, несправедливо и нарушает законы гостеприимства. То ли дело…

– «Это было шикарно, – тихонько пропел Валме, – ты седлала козла и звездой незакатной в моем сердце взошла…»

– Ась? – насторожился генерал Коннер, сопровождавший Рокэ с алатской границы.

– Пою, – объяснил Марсель. – От избытка чувств. Высокие горы, высокие чувства. Они требуют выхода.

– Это точно, – засмеялся Коннер. Генерал Марселю нравился, еще когда ходил в полковниках. Бывший адуан отменно знал Варасту, любил Алву, Талиг и волкодавов и являлся прямой противоположностью покойному Килеану. Был бы варастиец еще не столь доверчив! Валме никогда не отказывался от похвал, но предпочитал, чтобы хвалили именно его, а не сиропные выдумки. Это покойникам все равно, когда их обсыпают сахаром, живые должны защищаться! Марсель пытался – толку-то! Младший Шеманталь с достойным Дидериха талантом расписал похищение Ворона и вопли на бастионе, после чего к Валме прилип ярлык очумелого храбреца. Не спасла даже Рассанна. На переправе виконт честно признался, что терпеть не может паромы. Адуаны проржали над «шуткой» до самого берега. Хорошо, в горах не утонешь. В горах вообще хорошо.

Валме запрокинул голову, разглядывая дальние золотящиеся снега. Есть красота, хихикать над которой могут лишь полные бестолочи. Сагранна была прекрасна до неистовства. В таких краях и под такими небесами не захочешь, а произойдешь от барса или козла, потому что козлы на скалах – это великолепно!

– Не бакранам на них ездить можно? – не выдержал Валме.

– А как же! Они, конечно, кого попало к рогачам своим не подпустят, но кто Бакре угоден, тот и козлу хорош. Я-то сам не пробовал, не до того, а вот парни, что козлятников по-нашенски воевать учат, за два года насобачились, о-го-го!

– Я бы тоже попробовал. Если никто не восплачет…

– Вы ж при Монсеньоре, а он для бакранов поглавней их Бакны будет. О, Симон! Ты откуда?

– Так что, господин енерал! – оттарабанил незнакомый и пыльный, как десяток мельников, адуан. – Письмо до господина капитана. Срочно! От южного Прымпердора.

Папенька-прымпердор расстарался аж на восемь листов. Новостей хватало, по большей части вполне приличных, но к ним, как палач к куаферам, затесалось известие из Олларии. Балбес Окделл зарезал королеву, и Марселю Валме предстояло объявить об этом Ворону.

– Гадство! – с чувством сообщил новоявленный черный вестник сощурившемуся Коннеру. – Не у нас, в Олларии. А докладывать мне.

– А надо? Докладывать то бишь? – усомнился «енерал». – Может, обождать до осени, чего голову Монсеньору пакостями забивать? Или нет?

– Дидерих его знает! Если б мы еще не к ведьме ехали…

– Да уж, жабу их соловей! Нагадают невесть чего, а потом думай, откуда хвост вырос! А с другой стороны глянуть, так с пулей, что уже засела в заднице, хоть бы и своей, проще, чем с пулей в чужой пулелейке. А ну как в лоб или в брюхо всадят?

– Скажу, – решил Валме, высылая коня. Серебристые то ли неколючие сосны, то ли некорявые акации ловили солнце, хихикала мелкая безопасная речка, красовались на верхней тропе бакранские всадники. Поход продолжался, а женщина, которую связывали с Алвой, умерла, и как же нелепо! Влюбленный мальчишка с ножом – это как поскользнуться на упавшей сливе, но ведь поскользнулся же шлемоблещущий Касмий! Спасая честь анаксии, Иссерциал превратил сливу в выпущенную гайисскими супостатами змею, но это была слива! И это был Окделл, которого Эпинэ укладывал спать, а он вопил про свою «ковалеру»… Вопил, любил, убил… Считалка какая-то! Иссерциал со сливой, детки со считалками и поганая сказка, так и норовящая пролезть в жизнь.

– Монсеньор! В смысле, господин регент…