Читать книгу "ДНК гения - Татьяна Устинова"

– Ай, шо ты знаешь, бедный мальчик! – Бабка Римма махнула сухонькой лапкой, затушила зажатую в ней сигарету и полезла в свой чемодан за фотографией, которую Вадик никогда не видел в семейном альбоме.

На ней красавец брюнет с орлиным взором и выправкой бравого джигита обнимал румяную растрепанную дивчину в одной простыне вместо приличной одежки. В счастливой улыбающейся девушке Вадик с удивлением, но вполне уверенно признал свою юную маму Софу.

– А это сам Роберт Гуреев, – торжественно сказала бабка Римма о незнакомом Вадику кавалере юной маман.

Вадик и Катька переглянулись. Им обоим это имя ничего не говорило. Балет они даже по телевизору никогда не смотрели. Разве что краем глаза «Лебединое озеро» – исключительно как сигнал о смерти очередного советского вождя.

– Я таки убью эту Софу за то, шо она сделала! – рассердилась бабка. – Мой бедный мальчик, ты – сын великого артиста, про него все говорят, шо он просто гений и немыслимо богат. – Я обещала Софе никогда не рассказывать тебе о том, шо она по своей вечной дурости считает стыдом-позором, но настоящий позор – вот так отдать кому-то свои большие деньги. Ладно, ты уже так давно Петренко, шо даже не можешь снова стать Бронштейном, но твой сын – внук Гуреева, так пусть хотя бы ему будет известно, кто он такой!

Вадик и с этим спорить не стал, только усмехнулся. Он хорошо знал жизнь, он уже крепко стоял на ногах и понимал, что нет никакой разницы, кто там сопит у него в коляске – внук артиста Гуреева или правнук президента Кеннеди.

Малыша все же назвали Робертом, хотя Катька втайне от строгой бабки несогласно ворчала – мол, как мы его дома-то звать будем, Робиком, что ли, или Бобиком?!

Старая бабка Римма Бронштейн улетела в свой Израиль и через пару месяцев там благополучно скончалась. А еще через неделю или две от нее, уже зарытой в святую землю, пришло письмо с газетной вырезкой.

Газета, из которой бабка аккуратно вырезала одну статью, была русскоязычной – в Израиле язык доброй части репатриантов вполне в ходу, так что Вадик с Катькой не затруднились узнать: великий Роберт Гуреев умер, а его французские адвокаты ищут наследников и просят претендентов объявиться.

– И шо? – спросила Катька.

Вадику нравилось это ее кубанское «шоканье» – напоминало аналогичную манеру покойной бабки.

– Ну шо, шо…

Вадик неопределенно пожал плечами.

Он еще ничего не решил.

Но уже вспомнил, как в детстве мечтал, что вырастет – и станет царевичем…

– Прошу приобщить к делу!

Юристы Анны Горловой – пара каких-то очень похожих молодых людей, действующих удивительно сложенно. Эти «двое из ларца, одинаковы с лица» определенно не зря едят свой хлеб.

Я уже приобщила к делу бесценный билет с автографом Роберта Гуреева – правда, не оригинал, а нотариально заверенную копию – и экспертное заключение графолога.

Оригинал слишком ценен, считает владелица исторического документа, и она безусловно права: в прессе пишут, что билет с автографом будет выставлен на аукционе в Лондоне. Не сейчас – после решения суда, потому что в том случае, если Анна Горлова будет признана дочерью и наследницей Роберта Гуреева, ценность этого лота обещает возрасти. Хотя в любом случае это уже бумага с историей, способная украсить хоть частную коллекцию, хоть музей. Останавливая экскурсантов у застекленной витрины с пожелтевшей картонкой, украшенной размашистой подписью Гуреева, экскурсовод будет прочувствованно рассказывать о короткой и яркой истории любви великого танцовщика и простой советской девушки, в результате которой на свет появилась наследница…

Или не появилась наследница.

Рассказ о короткой и яркой любви будет в любом случае, ведь это уже доказанный факт – Роберт Гуреев и Наталья Горлова провели вместе одну ночь в ленинградском отеле «Интурист».

К делу благополучно приобщен счет за одноместный номер люкс, в котором жил Гуреев. С импресарио и самому артисту, и юристам Горловой определенно повезло: этот прекрасный специалист с выразительным ФИО Абрам Лазаревич Исаковский оказался невероятно дотошен и скрупулезен, так что в архивах нашлась масса документальных свидетельств того приезда Гуреева в СССР.

Помимо счета за ленинградский люкс, заказанный для артиста концертным объединением, сохранился и счет из ресторана за поздний ужин с доставкой в номер. Его оплачивал уже сам артист, очевидно, даже ушлый Абрам Лазаревич Исаковский не мог убедить Госконцерт, что заказ бутылки дорогого шампанского, устриц, черной икры и клубники с сервировкой столика в номере на двоих имеет самое прямое отношение к выполнению артистом Гуреевым взятых на себя деловых обязательств.

Что ж, у меня нет сомнений, что ночь Гуреев провел не один, и судя по выбору напитка и закусок – с прекрасной дамой, хотя среди близких друзей артиста, если верить желтой прессе, были и прекрасные юноши… Но в данном случае у нас есть свидетель – верная подруга матери Анны Горловой, Натальи, Зинаида Ивановна Горшенина.

Я уже видела Зинаиду Ивановну на экране, и тогда не смогла определить ее возраст. Не смогла бы и сейчас: у Горшениной такой своеобразный тип внешности, при котором девушка может выглядеть бабушкой, и наоборот.

Она довольно высокая, очень худая, нескладная, с бледным помятым лицом и редкими бесцветными волосами, только глаза неожиданно блестящие и живые, как ртутные бусины. Двигается Зинаида Ивановна замедленно, трудно, и тоже не поймешь – то ли у нее возрастные болезни суставов, то ли ей просто трудно управляться с длинномерными конечностями… Но я могу и должна посмотреть паспорт свидетеля, а потому точно знаю: Горшенина – бабушка. Да и могло ли быть иначе, если она подруга матери Анны Горловой, а Анне-то и самой уже далеко за сорок…

Зинаида Ивановна повторяет тот свой рассказ, который уже звучал на ток-шоу, – про случайно облитую «кофием» балеринку, поход с извинениями за кулисы и знакомство с Гуреевым. Дальнейшее я прошу описывать с подробностями, и свидетельница на них не скупится, очень радуя этим публику в зале.

– Я ей говорила – куда, мол, ты, дура, это ж артист, несерьезный мужик, кобелина, попросту говоря. У него таких дурочек, как ты, десять кучек, в каждой по пять штучек! И вообще он предатель Родины, что с того, что приехал тут у нас поплясать, живет-то давно за границей, не наш человек. А ты ж порядочная девка, комсомолка, профорг, должна нести себя высоко, как красное знамя. Он же тебя, дурочку, поматросит да и бросит! Эх… – Зинаида Ивановна махнула рукой и горестно вздохнула.

– А она что? – не выдержав паузу, спросили из зала.

– Что-что! Вот то! – Горшенина взглядом указала на Анну Горлову. – Уж прости меня, детка, но я твою мать отговаривала. Знала, что так и будет!

– Ну а она-то что?! – снова выкрикнули из публики.

– А она прилипла к этому Робику, как банный лист! А он и рад был. Еще бы: девка молодая, здоровая, крепкая, кровь с молоком, не то что эти бледные балетные худышки с костлявыми коленками. Я говорю: нет, не пущу, и Наташку за руку крепко взяла. А он: ха-ха, и не отпускай, поехали с нами – и в машину нас с Наташкой усадил, как королевишен, самолично двери придерживал. Ну, я расслабилась, думаю – ладно, пойдем вместе, при мне подругу никто не обидит, я не дам, если что – орать буду, милицию вызову. Наташка, дурочка, мне потом спасибо скажет. А на входе в гостиницу, он, Робик этот поганый, видать, моргнул швейцару с намеком, и их-то с Наташкой пропустили с поклоном, а меня от дверей отодвинули. Ох я и ругалась!