Читать книгу "Terra Tartarara. Это касается лично меня - Захар Прилепин"

Или когда показывают юмористические передачи, там тоже все выглядят как идиоты, особенно зал, и это жизненно, это правдоподобно.

Так как я известный русский писатель, не как Быков, конечно, но тоже знаю нескольких людей, которые читали мои книги до конца, — ну вот, так как я писатель, меня приглашают на телевидение, и у меня есть возможность выяснить, кто это телевидение смотрит.

Во-первых, конечно, его смотрят мои родственники, потому что моя мама, узнав о программе с моим участием, всем звонит и приглашает посмотреть на ее сына, хотя родственники меня часто видели и раньше, в детстве, в юности, потом, когда у меня была свадьба, и на нескольких других семейных праздниках. Но они все равно смотрят и удивляются.

Но это очень маленькая аудитория, есть много других людей, которых я, к примеру, не приглашал на свадьбу. Они тоже меня смотрят, даже без маминых просьб.

Однажды я был на программе «Школа злословия», которую ведут Татьяна Толстая и Дуня Смирнова, очень хорошие и приветливые люди, хотя я раньше думал о них несколько иначе. Программа их, надо сказать, идет ночью. После того как она вышла в эфир, на мой сайт случилось паломничество, посещаемость его фактически достигла посещаемости сайта «Все книги Дарьи Донцовой бесплатно», а мои издатели сообщили, что в течение двух недель неизвестные люди смели в магазинах тиражи моих книг, хотя до этого предыдущий, и предпредыдущий, и еще который перед ними тиражи продавались по полгода или даже год иногда.

Я понял, что попал на золотую жилу, и немедленно отправился на программу к Андрею Малахову, которая, как говорят, является самой популярной среди российских телезрителей. Я подумал, что люди меня опять увидят и скупят новые тиражи моих книг вообще за день. Тогда мне выпадет счастье получить большие роялти и купить милым моим детям много игрушек, так как себе я уже все купил, а детям еще не все, потому что им старые игрушки быстро надоедают.

Но после того как вышла программа Малахова, ни один, я вам клянусь, новый человек не зашел ко мне на сайт, чтобы узнать, что это за безволосое существо столь оригинально рассуждало с экрана. Ну и книги в магазинах как лежали, так и лежат.

То есть программу Малахова смотрят в пятьдесят раз больше людей, чем «Школу злословия», но моих читателей средь них нет вообще. В свою очередь, среди зрителей полуночной «Школы злословия» читателей у меня много, и я счастлив, что мы друг друга нашли.

Это я вам не к тому рассказываю, чтоб о себе поговорить. Это я просто на своем примере постиг некоторые принципы существования телевидения.

И сейчас нам придется называть вещи своими именами, потому что мы в своем кругу, который, как всегда, страшно далек от народа.

Интеллигентные люди, понял я, подобно животным какого-то редкого вида, либо не смотрят телевизор вообще, либо мигрируют в темноту, в сторону ночных программ. Во-первых, ночью никто не застанет интеллигентного человека за постыдным занятием просмотра телевизора (если только другой интеллигентный человек, лежащий под тем же одеялом). Во-вторых, ночью есть удивительная и редкая возможность посмотреть что-нибудь «нерейтинговое».

Но, думаю, и ночная лафа скоро завершится, потому что без рейтинга никуда, и если петросенко и степанян найдут свои сорок миллионов человек, готовых смеяться и ночами, значит, так тому и быть.

И хорошо, что так.

Телевидение уже сегодня стало очевидной приметой чего-то безусловно нечистоплотного, неопрятного, рассчитанного на людей со слабой способностью к анализу действительности и к мышлению вообще. Со временем привычка смотреть российское телевидение должна попасть примерно в один ассоциативный ряд с привычкой застегивать ширинку за

пределами туалета, красить волосы пергидролью в цвета первобытной пошлости, писать доносы на соседей, прилюдно читать книгу с названием «Фейсконтроль для Дездемоны» и впоследствии рекомендовать ее знакомым, верить в реальность существования авторов писем, публикуемых изданием «Спид-ИНФО», говорить «звонит» с ударением на первый гласный, «ложить» с любым ударением, ну и так далее, сами знаете, что я тут распинаюсь.

И не надо ничего запрещать. Надо, чтоб существовало пространство, куда можно уйти, оставив этот дурацкий, набитый подлостью и глупостью сундук пылиться в углу.

Но такого пространства пока нет.

«…А ПОТОМУ, ЧТО ОНИ УРОДЫ!»

Путевые заметки на салфетке

У самого известного латышского националиста фамилия Сиськин. Вообще он Шишкин, но в латышской транскрипции буквы «ш» нет, посему пришлось Сиськиным ему доживать свой трудный век. Он тот самый Сиськин, что проходил по делу о взрыве памятника Освободителям. Трибун, крикун, ну и врун, не без того. Как водится среди националистов — полукровка, латыш только наполовину.

Сиськин, к счастью, в своей стороне оказался маргиналом, они его даже посадили, обнаружив террориста, как и следовало ожидать, в землянке.

В реальности в Латвии нет никакого такого фашизма. Так, по крайней мере, показалось мне на первый, скользящий, поверхностный взгляд.

В Риге русская речь слышна чаще, чем латышская. Несколько дней я бродил по кафе и магазинам, втайне надеясь, что вот сейчас меня откажутся понимать или отберут меню, или раздумают обслуживать. Не тут-то было.

Все меня обслуживали, все мне продавали, и бармены говорили на самом чистом русском, и вообще есть подозрение, что там одни русские повсюду. Ходят как дома.

Знаете, как там тепло на душе становится в магазинах, когда из подсобки один бодрый женский голос кричит с непередаваемой на письме интонацией: «Мань, а где мешки-то свалены? Мешки, говорю, где, Мань?» Так только в какой-нибудь рязанской деревне могут кричать. Даже в Москве так кричать не умеют.

Гостиница, куда нас заселили, располагалась напротив парка.

Выйдя на улицу со своим латышским знакомым, я спросил: «А где тот парк, где Санькя закопал пистолет, прежде чем убить судью?»

У меня есть роман «Санькя», там одноименный молодой экстремист приезжает в Ригу, дабы смертельно наказать судью Луакрозе, посадившего советского ветерана на 15 лет. Санькя закапывает ствол в парке, а потом раскапывает и, выпив для храбрости, отправляется на «мокруху».

«Где этот парк?» — спрашиваю, любопытствуя. Я в Риге никогда не был до того момента и судью не убивал, как некоторые предполагают. «А вот!» — отвечает знакомый.

Меня, оказывается, поселили ровно напротив этого парка, через дорогу. Едва ли с умыслом произвели со мной такое — чтоб я, как Раскольников, пошел во тьме на место преступления. Это, скорей, очередной случай божественной иронии: я очень часто замечаю, как нам подмигивают сверху. Что, мол, парень, ты до сих пор думаешь, что Бога нет? А вот я, опять тебе вешку поставил, чтоб не забывал.

Судья тоже, как выяснилось, жил неподалеку. Его действительно убили, из ППШ, в упор, и убийцу не нашли, хотя русский экстремистский след рассматривался всерьез.