Читать книгу "24 часа - Грег Айлс"

– Теперь спиной повернись!

Ей показалось, или мерзавец действительно глотает звуки?! Аккуратно перешагнув через Хики, Карен встала, как он просил. Благослови, Боже, тех, кто шьет высокие трусики! В такой ситуации лучше всего смотреть на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную.

– Красота! – прошептал Хики. – Наклонись вперед, только медленно!

Крепко зажмурившись, Карен нагнулась к его ногам. Поза более чем пикантная! Господи, только бы не тронул…

Хики тронул, – не рукой, а очередной купюрой, которая скользнула под трусики. Карен вздрогнула от отвращения, представив, где побывали эти деньги и кто к ним прикасался. Хотя это мелочи по сравнению с тем, что она испытает при изнасиловании…

– Теперь лицом…

Карен послушалась и, к своему огромному отвращению, увидела: Хики положил руку на промежность и начал себя взводить. Желудок сжался, и она обрадовалась, что с обеда ничего не ела. Хотя лучше бы ела, говорят, рвота – отличная защита от изнасилований. Раньше она не представляла, как вызвать ее в нужное время, а сейчас, начни Джо лапать, могло бы получиться.

– Я двадцатку положил! – гордо сказал он. – Двадцатка за трусики!

Карен не могла этого сделать, не могла снять последний барьер до полной наготы.

– Не спеши, у нас вся ночь впереди…

– Сидеть! – скомандовал Хики, будто к собаке обращаясь.

Карен попыталась заставить себя слушаться, но ничего не получалось.

Схватив за бедра, Хики силой притянул ее к себе. В первую же секунду Карен испытала целую бурю эмоций. Прежде всего ужас: изнасилования теперь не избежать. Бурбон этого человека не остановит. Его не остановит ничто, кроме смерти, а если убить, он заберет с собой Эбби. За страхом пришла исступленная отрешенность. Целых пятнадцать лет у нее был только Уилл, да и до него лишь двое. Нежеланные ласки и прикосновения ранили до глубины души и убивали женское начало. Но невыносимее всего чувство вины: как же она такое допустила?! Логика подсказывала: другого выхода нет, а болезненная неуверенность твердила: выход есть всегда, сильная, морально устойчивая женщина сразу бы его нашла. Карен же чувствовала себя в тисках между изнасилованием и гибелью Эбби.

Пока Хики стонал от восторга, в сознании появилась холодная уверенность: что бы ни делала в кино Николь Кидман, она не позволит себя изнасиловать ни этому мужчине, ни любому другому. Ни при каких обстоятельствах… Ее ответом на извечный женский вопрос – бороться или уступить – было однозначное "бороться".

Стон Хики пробирал до мозга костей. Уилл иногда тоже стонал, когда они занимались любовью. Карен чуть не вырвало от мысли, что между происходящим сейчас и супружеским сексом может быть что-то общее. В принципе, конечно, может! Уилл, как и большинство мужчин его возраста, хотел секса постоянно, гораздо чаще, чем она сама. Причем не ласки и нежности, а грубого, животного секса, чтобы дать выход неуемной энергии и забыть о разочарованиях. Естественно, Карен это не нравилось. Во время медового месяца либидо усилилось, но потом постепенно угасло. Не то чтобы она разлюбила мужа, однако с тех пор, как пришлось бросить медицинскую школу, секс потерял всяческую привлекательность. Объяснить Уиллу, что постельные утехи для нее прежде всего – олицетворение принесенной жертвы, не хватало духу. Ели бы не секс, и жертва бы не понадобилась! А то, что у мужа каждое утро эрекция, еще не означает, что Карен должна исполнять его прихоти, будто не имеющая права голоса домохо…

– Вставай! – приказал Хики. – Прелюдия окончена!

Чуть ли не вскочив с его колен, Карен отступила к шкафу с телевизором.

Джо поставил "Дикую индейку" на прикроватный столик, шагнул к своей пленнице и, скинув рубашку, обнажил бледную, заросшую курчавыми волосами грудь. Удивительный контраст с сильно загорелым лицом, шеей и предплечьями. "Крестьянский загар", как называл его отец. Стоило Хики расстегнуть ремень – Карен тут же опустила глаза.

– Смотри! – гордо проговорил Хики.

Набрав в легкие побольше воздуха, она скользнула взглядом по спущенным плавкам. Словно вырвавшись из внутреннего источника, по телу разлилось пульсирующее оцепенение. Можно не сомневаться: то, что произойдет сейчас, будет ужасно, но куда ужаснее ждать и понимать: страдания неизбежны. Сейчас осквернят святыню, которую она всю жизнь берегла. И помочь некому: есть только Хики и… Эбби. Сама о том не ведая, она дамокловым мечом висела над головой матери, заставляя терпеть издевательства.

Оцепенение разливалось по телу, и Карен очень хотелось уступить, как замерзающий человек уступает холоду. "Пронзи мои кости, сердце и душу, – беззвучно молила она, – чтобы я не мучилась, будто насилуют кого-то другого, бесчувственное тело, труп". Но если полностью отдаться оцепенению, кто знает, получится ли из него выйти.

Хики ухмылялся, как глупый школьник, и в коченеющей душе Карен что-то шевельнулось… Даже не мысль, а бледный ее призрак… Крошечная искра тлеющей, исконно женской тайны. Подсознательное понимание мужской слабости.

Рано или поздно у нее появится шанс.

8

Хьюи что-то строгал, сидя на голом полу перед Эбби. Для девочки, чтобы не замерзла на линолеуме, он принес из спальни старое покрывало. Малышка прижимала к груди Барби, словно боясь потерять последнюю связь с домом.

– Тебе лучше? – спросил Хьюи.

Девочка кивнула:

– Немного.

– Кушать хочешь? Лично я хочу.

– Я тоже… Животик болит.

– А что ты любишь? – заволновался великан. – Есть колбаса, подушечки "Капитан Кранч"… Я их обожаю.

– Я должна есть "Изюмные отруби".

– Тебе нельзя подушечки?

– Нет.

– Почему?

Задумавшись, девочка беззвучно шевелила губами.

– Ну, когда ты ешь, сахар из еды попадает в кровь. У тебя в организме есть специальное вещество, которое этот сахар убирает, а у меня нет. Сахара становится все больше и больше, и я начинаю болеть. Если болею сильно, могу лечь спать и никогда не проснуться.

Страх омрачил лицо Хьюи, словно тень упала на огромную скалу.

– Именно так случилось с моей сестрой, – беспокойно потирая огромную щеку, проговорил он. – Я отдал бы тебе свою кровь, чтобы убрать сахар.

– Поэтому мне и делают уколы… Иголки не люблю, но болеть тоже не хочется!

– Ненавижу иголки! – с жаром воскликнул Хьюи. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

– Я тоже.

– Ненавижу иголки! – не унимался великан.

– Они бывают большие и маленькие, – сказала Эбби. – Мне колют самыми маленькими, а некоторые другие лекарства – большими. Самыми огромными кровь берут… А иногда мой папа делает уколы в спину. В позвоночник, а иногда прямо в нерв. Это больнее всего, но он так делает, чтобы ушла другая боль, еще сильнее и опаснее.